Учитель. Назад в СССР 2

Отчего-то я сразу понял, что обращались именно ко мне. Уж больно позывной в тему. Зверь, значит, Зверев, Горыныч, видимо, от имени Егор – Горка – Горыныч. Правда, для студента педагогического института чересчур вычурное имечко, но мой визави служил в армии, может, оттуда корни тянутся.

И всё-таки я постарался сделать вид, что не услышал, понадеялся, человек решит – обознался и пройдёт мимо. Не тут-то было. Товарищ оказался настойчивым. Спина разом взмокла от холодного пота, я лихорадочно копался в памяти бывшего хозяина моего тела, пытаясь выяснить, откуда, куда, зачем. В смысле, чей голос и почему Зверь Горыныч.

Некстати вспомнились все книжные истории, которые читал запоем на пенсии. В них попаданцы сохраняли память и чётко понимали, кто они в новой жизни. В моей голове мельтешили сумбурные обрывки, да и те как будто кто-то скрыл за туманной пеленой. Мне бы часов тридцать в сутки, успел бы и дневники с письмами Егоркины почитать, и… А, нет, данные по объекту в моём нынешнем теле и положении не соберу.

Только в Москве появлюсь да начну расспрашивать, тут-то и нарвусь обязательно на кого-нибудь, кто очень хорошо знал идеалиста Зверева и спалюсь практически сразу. Хотя…

Мысли пронесли за долю секунды, пока я медленно разворачивался к настойчивому товарищу. Дёрнул плечом, намекая собеседнику, стоявшему за моей спиной, что не люблю фамильярностей. Лицо, что ли, перекривить до неузнаваемости? Или соврать про потерю памяти после катастрофы? Самолётной? Бред. Автомобильной, точно! Ну а что, в кино прокатывает.

Да, Саныч, пенсионер из тебя получился классический. Можно сказать, профессиональный КНС: книги, новости, сериалы. Ещё сплетни. Но по этой части специализировались в основном соседки. Ну что, значит, временная амнезия, если не повезёт с незнакомым товарищем. Я совершенно ничего не вспомню.

Растянув губы в улыбке, застыл напротив мужчины лет тридцати, может, чуть больше, с аккуратной бородой, в слегка помятом костюме, в кедах, что удивило меня больше всего, с сумкой через плечо. Молодой человек радостно улыбался, глядя на меня, и тянул руку, чтобы поздороваться.

Я пожал протянутую ладонь, старательно нахмурился, делая вид, что пытаюсь припомнить, кто стоит передо мной. Надеясь, что мужик сам представится. Надежды мои оправдались, мужчина широко улыбнулся и посетовал:

– Забыл, забыл, Егор Александрович, – собеседник покачал головой. – Нехорошо…

Я смущённо улыбался и лихорадочно копался в памяти. Друг? Может быть, но тогда неблизкий. Близкий кинулся бы обниматься, напропалую удивлялся бы, хлопал по плечам, интересовался, куда я пропал, и что здесь делаю.

Мужчина напротив всего этого не делал, смотрел, чуть прищурившись, но с искренней радостью и интересом.

Армейский товарищ? Позвал не по имени, позывным. Но и здесь загвоздка: сослуживцы так себя не ведут. Опять-таки градация: если дружили, то почему так скромно, я бы даже сказал, интеллигентно, что ли, подошёл? Где бурная радость от встречи? Все эти «а помнишь», «сколько лет, сколько зим», «какими судьбами»?

На друга детства тоже непохож. По возрасту вроде можно притянуть за уши, но отчего-то я сомневался, что передо мной стоит лучший друг Егора Зверева.

– Эх, Зверь Горыныч, вот и получается, что память у ящеров короткая, что волос у девиц. Забыл, забыл, кто тебя почвоведение преподавал.