Захар Воробьев - Иван Бунин

Захар Воробьев

Страниц

10

Год

На прошлой неделе скоропостижно ушел из жизни неординарный Захар Воробьев, прозванный "Краснобородым великаном", по причине его непревзойденной рыжевато-русой бороды и невероятной высоты. Его благородная внешность привлекала внимание окружающих, и все они смогли увидеть, каким образом он отличался от обычных смертных.
Захар всегда ощущал свою связь с какой-то иной, высшей породой, казалось, что он не из тех, кто стоит в ряду обыкновенных людей. Однако, несмотря на это чувство и некоторое одиночество, которое все его сопутствовало, он всегда сумел уживаться с обществом, подобно взрослому в окружении детей. Ему было всего лишь сорок лет, но уже всю жизнь его преследовало ощущение, что где-то еще существует такой же как он. Единственная разница заключалась в том, что этот подобный ему был гораздо дальше, скрытый где-то под защитой Задонской земли... Хотя и таким образом, Захар Воробьев мог страстно разговаривать о себе и подобных ему, которых он обозначал "братьями".
Сейчас многие из нас не поверят в существование такого народа, но легенды и предания старины указывают на то, что его порода в прошлом была распространена. Теперь они превращаются в неразрывную связь с известными нам мифами, но встреча с Захаром подтверждает, что хотя бы один представитель этой древней породы еще сохранился до наших дней.

Читать бесплатно онлайн Захар Воробьев - Иван Бунин

На днях умер Захар Воробьев из Осиновых Дворов.

Он был рыжевато-рус, бородат и настолько выше, крупнее обыкновенных людей, что его можно было показывать. Он и сам чувствовал себя принадлежащим к какой-то иной породе, чем прочие люди, и отчасти так, как взрослый среди детей, держаться с которыми приходится, однако, на равной ноге. Всю жизнь, – ему было сорок лет, – не покидало его и другое чувство – смутное чувство одиночества; в старину, сказывают, было много таких, как он, да переводится эта порода. «Есть еще один вроде меня, – говорил он порою, – да тот далеко, под Задонском».

Впрочем, настроен он был неизменно превосходно. Здоров на редкость. Сложен отлично. Он был бы даже красив, если бы не бурый загар, не слегка вывороченные нижние веки и не постоянные слезы, стеклом стоявшие в них под большими голубыми глазами. Борода у него была мягкая, густая, чуть волнистая, так и хотелось потрогать ее. Он часто, с ласковостью гиганта, удивленно улыбался и откидывал голову, слегка открывая красную, жаркую пасть, показывая чудесные молодые зубы. И приятный запах шел от него: ржаной запах степняка, смешанный с запахом дегтярных, крепко кованных сапог, с кисловатой вонью дубленого полушубка и мятным ароматом нюхательного табаку: он не курил, а нюхал.

Он вообще был склонен к старине. Ворот его суровой замашной рубахи, всегда чистой, не застегивался, а завязывался маленькой красной ленточкой. На пояске висели медный гребень и медная копаушка. Лет до тридцати пяти носил он лапти. Но подросли сыновья, двор справился, и Захар стал ходить в сапогах. Зиму и лето не снимал он полушубка и шапки. И полушубок остался после него хороший, совсем новый, зелено-голубые разводы и мелкие нашивки из разноцветного сафьяна на красиво простроченной груди еще не слиняли. Бурый котик, – опушка борта и воротника, – был еще остист и жесток. Любил Захар чистоту и порядок, любил все новое, прочное.

Умер он совсем неожиданно.

Было начало августа. Он только что отмахал порядочный крюк. Из Осиновых Дворов прошел он в Красную Пальну, на суд с соседом. Из Пальны сделал верст пятнадцать до города: нужно было побывать у барыни, у которой снимал он землю. Из города приехал по железной дороге в село Шипово и пошел в Осиновые Дворы через Жилое: это еще верст десять. Да не то свалило его.

– Что? – удивленно и царственно-строго сказал бы он своим бархатным басом. – Сорок верст?

И добродушно добавил бы:

– Что ты, малый! Да я их тыщу могу исделать.

Был первый Спас. «Хорошо бы теперь для праздничка выпить маленько», – шутя сказал он в Шипове знакомому, петрищевскому кучеру, проходя по залитому мелом вокзалу, который, как всегда летом, ремонтировали. «Что ж не пьешь? Кстати бы и мне поднес», – ответил кучер. «Не на что, потратился, и так в грузовом вагоне ехал», – сказал Захар, хотя деньги у него были. Кучер подмигнул приятелю, уряднику Голицыну. Пристрял шиповский мужик, пьяница Алешка. И все четверо вышли из вокзала. Захар и Алешка пошли пешком, кучер сел в тележку, запряженную парой, – он выезжал за Петрищевым, да тот не приехал, – урядник на дрожки-бегунки. И Алешка тотчас затеял спор: может ли Захар выпить в час четверть?

– А с закуской? – спросил Захар, широко шагая по сухой земле, изрезанной колеями, возле высокой кобылы урядника и порой осаживая вниз оглоблю, поправляя косившую упряжь.