Когда-нибудь сойдутся в небе звезды

Когда-нибудь сойдутся в небе звезды

и я приду к тебе уставший от дорог.

Ты мне откроешь и как прежде просто,

прильнешь ко мне, пустив через порог.

И я обняв тебя вздохну, и замерев от вдоха,

весь окунусь в забытое тепло.

И дверь закроется, отщелкнув все что плохо,

и станет в доме славно и светло.

И будет ужин вместе, и зажгутся свечи,

и огоньки в бокалах, хороводы слов.

И будут близко мне родные плечи,

и будут общими остатки наших снов.

Красивая, душевная картина,

счастливой встречи двух сердец и тел.

Но ей случится, нет пока причины.

И Бог искать ее пока не захотел.

Прости, я их чуть-чуть поворошу

угли того костра, что нас согрел.

Не верю, что совсем он прогорел

и в Вере перед Небом не грешу.

Я ночью, когда звезды холодят,

ищу тепло в потухшем костровище.

И мнится мне, угли еще горят,

и рано говорить о пепелище.

И трогая огня уснувшее тепло,

вдыхая с ночью дым воспоминаний.

Я думаю, а может ли оно,

еще воскреснуть, превратиться в пламя?

Я голыми руками ворошу золу

и так хочу обжечься, чтоб до боли.

Что все случилось не по нашей воле.

И я тебя в ночи опять зову.

А ты, растаяв в мимолетном сне,

в каком-то чуждом, темном наваждении.

Совсем ушла в кромешной темноте,

костер потухший обойдя без сожаления.

Сегодня ночью раскрошились облака,

и крошки мне стучали в подоконник.

Порывов ветра сильная рука,

давила четырехугольник

ослепшего, уснувшего окна,

снаружи занавешенного мглою.

И облаком размытая луна

пыталась комнату светить собою.

Сметение в природе и в душе

в тот миг так удивительно совпало.

И свет окна-прозрачное клише

мне повторений контур рисовало.

И возбуждало взяться за перо,

прорисовать за ним штрихи исканий.

А крошки сыпались на темное стекло,

все удлинняя цепь воспоминаний…

Огонь лампадки темного стекла,

то свет, то тень, на образа бросает.

И мнится, что иконы оживают,

и взгляд скользит из красного угла.

Так удивительно печален и спокоен,

и вместе с тем пронзителен как крик.

Душа трепещет в поясном поклоне,

и нарисованный все ярче лик.

У Спаса, что совсем не рукотворен,

и синева из глаз, печать на полотне.

И Отче наш молитвой проговорен,

и легкость от молений в голове…

Треск фитилька в ночи и запах масла,

и светлячок в бутылочном стекле.

Стучит в него, что Вера не угасла,

и есть дорога в непроглядной тьме.

И он покажет, он зажжен и светит,

и души мотыльками льнут к нему.

И он один такой на всей планете,

и вся планета с ним летит сквозь тьму.

Хозяином зажженная лампадка,

в простой душе, в простой избе.

Останется всегда для нас загадкой,

загадкой неразгаданной в себе.

Мне грустно, мы опять расстались,

я так привык к тебе за эти дни.

Хоть в сердце и в душе они остались,

но что нам день, он только миг в любви.

Я в эти дни держал в ладонях радость,

ее глаза светили мне во сне.

И милых губ естественная сладость,

принадлежала мне и только мне.

Ты мое первое единственное счастье,

ты мое солнце, летний дождь, цветы.

Твое тепло лекарство всех ненастий,

твоя рука преграда всей беды.

… мне просто очень хочется к тебе.

Смешон порыв, и я, тем более комичен,

комок противоречий так велик во мне.

И я ослаб под ним, и обезличен.

Моих стихов послания немые,

стучаться в дверь закрытую твою.

Но принципы твои как псы цепные,

не пустят их, и я тут зря стою.

Конечно, мы уйдем, не стоит дорогая,