Сердце и другие органы - Валерий Бочков

Сердце и другие органы

Страниц

110

Год

Секретные ингредиенты захватывающей литературы: мастерски сплетенный сюжет, живые и яркие персонажи, динамичное повествование и потрясающая концовка. Никто не знает эту магическую формулу лучше Бочкова. Но добавьте к этому еще искусное использование метафор, умное сатирическое осмысление и великолепную русскую речь, и вы получите книгу, от которой просто невозможно оторваться. Вот именно эту книгу.

«Что же делать? Вчера ко мне пришло прозрение! Понимаешь, это было внезапно, как гром среди ясного неба! Ощутил, что готов послать всё к дьяволу – Джила, дом и эту всякую семейную рутины. К дьяволу! Когда она рядом, это такой удар, словно электрический шок, тысяча вольт. Пробирает до самой кости! Это чувство...такое...» Он сжимал кулаки. «Кажется, я раньше не жил. Что только сейчас... Так почему ты смеешься, честное слово?» Я смотрел на него с удивлением – его прозрение, словно он и в самом деле не жил...! Пытался вспомнить, испытывал ли когда-нибудь подобное сильное чувство... Но, на самом деле, не важно – это любовь, страсть или похоть, – в этом не суть! Я завидовал мощи этого чувства. Такому бесстрашию и безумию, как будто тысяча вольт». («Теннис по средам»)

Русская проза, наполненная виртуозно уложенным сюжетом и яркими душевными персонажами, словно окрыляет читателя. Мистическая мощь метафор и умный юмор манят и завораживают. Эта книга захватывает с первых страниц и удерживает в своих литературных объятиях до последней строки.

Читать бесплатно онлайн Сердце и другие органы - Валерий Бочков

Теннис по средам

«…некоторые игроки жалуются на удары, которые выполняет соперник.

Но как бы ни играл соперник, это его дело, пока он действует в пределах правил.

Однако, не унижайте слабого соперника излишней грациозностью своих ударов».

Из « Теннисного Кодекса», Кембридж, 1912

– Три раза! – воскликнул Александр неожиданно громко. Очкастая мымра за соседним столиком вскинулась, поглядела на него, после на меня, брезгливо отпила кофе и снова уткнулась в журнал. Алекс смутился, подавшись ко мне, быстро зашептал:

– Первый раз в жизни! Понимаешь! Три раза…

От него пахнуло пивом и цветочным мылом. Как от старшеклассницы на каникулах, подумал я. На лбу у него зрел прыщ, а волосы совсем поредели – он их зачёсывал назад, туго и мокро. Ему казалось, что он похож на тех вальяжных красавцев из чёрно-белого кино, в двубортных плечистых пиджаках. С сигаретой в зубах. Не похож. Тем более, что он ни разу в жизни не курил, даже не пробовал.

– Угомонись, это всё лирика, – строго сказал я, понимая, что именно сейчас мне нужно встать, наврать про неотложные дела и уйти. В противном случае, мы от пива перейдём к скотчу, за полночь переползём в «Пять с Половиной», наутро я буду подыхать с похмелья и уже окончательно влипну в эту идиотскую историю. Где-то запиликал телефон, мымра оторвалась от журнала и, оглядевшись вокруг, с отвращением уставилась на меня.

– Расскажи всё по порядку, – я отпил пива и вытер губы ладонью.

1

Александр был младше меня лет на пять, он всю жизнь занимался какой-то банковской нудьгой, последнюю человеческую книгу (не про сальдо-дебет-кредит) он прочёл в школе. Единственное, что нас сближало – мы оба русские. Хотя, это тоже чушь – даже между собой мы обычно говорили на английском.

Он был женат на Джил, русоволосой крепкой американке, с громким смехом и странной страстью к русскому конструктивизму. Пару лет назад она позвонила мне в галерею и сказала, что её интересует Родченко. Она видела его на сайте: это «Добролёт», чёрно-синий плакат с самолётом, но там почему-то нет цены. Поэтому и звонит. Плакат не продаётся, оттого и нет цены – ответил я. Есть отличный Мартынов «Табактрест Украины», плакат редкий и в прекрасном состоянии. Или Алексей Михайлов, двадцать третий год, тоже про самолёты. Она громко хохотнула на том конце.

Джил, румяная с морозу, нагрянула на следующий день. Кончался февраль и зима напоследок продувала Манхеттен ледяными сквозняками. Джил дышала в красные ладони и бойко, почти без акцента, говорила по-русски, с толком вставляя матерные слова. Я сразу понял, что просто так от неё не отвертеться. Предложил Дейнеку, киношных Стенбергов – у меня их пять. Она смеялась:

– Кончайте пудрить мозг, Димитрий. Я хочу Родченко!

Потом сказала, что я должен посмотреть её коллекцию. Именно должен. Я согласился, лишь бы отбояриться от неё. Коллекция оказалась по-любительски эклектичной, впрочем, ничего другого я не ожидал. Тогда я и познакомился с мужем. Алексом, Александром. Они жили на Парк-авеню с видом на статую Колумба и кусок Центрального парка. Родченко она у меня выцыганила к Пасхе. В нагрузку я ей всучил «Глаза Любви» Стенбергов, от которых давно и безуспешно пытался избавиться.


Джил была постарше Алекса. Они познакомились в Нью-Йоркском университете, он учился на экономике, она на международных отношениях. К тому времени Джил решила остепениться – разгон, который она взяла, вырвавшись из патриархального Вермонта, уже пугал её саму.