Родная душа

Уже два месяца (май, июнь) со стороны Сахары дул палящий ветер, неся с собою песок и пыль. Такой ветер египтяне называли Хамсин, что в переводе с арабского языка означало «пятьдесят», так как ветер дул с Запада на Восток не меньше пятидесяти дней в году.

Песок и пыль, которые приносил этот ветер, проникали во все поры человеческого тела, забивались в уши, рот, глаза; толстым слоем укрывал лежащие на его пути разные предметы.

В такие дни египтяне прекращали все работы в поле и в хозяйстве; терпеливо выжидали конца песчаной бури, сидя безвылазно целыми днями в своих домах.

В один из таких дней в глинобитную хижину, вход в которую был прикрыт плетёной циновкой из тростника, вошли двое мужчин: тот, кто переступил порог первым был возрастом постарше и господином второго, совсем ещё молодого (четырнадцать – пятнадцать лет) раба. Появление незваных гостей обеспокоило жильцов хижины. Хозяин убогой лачуги поспешно зажёг глиняный светильник и вежливо попросил по плотней закрыть циновкой отверстие, которое служило обитателям лачуги дверью. Когда хозяин зажёг маленький глиняный светильник, огонь легко вспыхнув, охватил тёмное без окон помещение тусклым светом, который обозначил на стенах жилища густые, снующиеся в беспорядке тени присутствующих.

– А, где же хозяйка твоя? – поинтересовался старший из гостей, оглядываясь по сторонам.

– Она в другой комнате с детьми, – объяснил хозяин хижины, и стал внимательно присматриваться к пришельцам. Вид у обоих гостей был довольно таки неприглядным: их лица, одежда, покрытые слоем грязи вперемешку с потом, приставляли собой жалкое зрелище; белые покрывала, в которые укутывались пришельцы, были испачканы до неузнаваемости. Даже украшения в виде браслетов и перстней на одежде и руках мужчины были покрыты липкой грязью.

После некоторого молчания, первым на разговор решился мужчина, который, судя по украшениям на нём, в социальному отношении был значительно выше других:

– Скажи, добр человек, у вас не найдётся чего-либо поесть и выпить, чтобы утолить голод и жажду. Мы второй день без крошки хлеба и капли воды во рту. Что касается платы, не сомневайся хозяин, я в долгу не останусь, – ты будите вознаграждены сполна.

Гость собрался было ещё что-то сказать, но не успел; в это самое время в дверях второй комнаты, что находилась в глубине жилища, появилась ещё далеко не старая женщина – хозяйка хижины. В руках она несла две глиняные миски, в которых находилась ячменная каша, сдобренная льняным маслом и кусками утятины. Подав миски в руки гостям, женщина, не проронив ни слова, удалилась в ту же комнату, из которой только-что выходила.

Мужчины, поджав под себя ноги, сели на пол и стали торопливо есть.

Спустя какое-то время, хозяйка снова вошла. Она принесла глиняный кувшин и две кружки; наполнила их до краёв старым, выдержанным вином, и снова удалилась в смежную комнату. Когда же гости поели, запив вином, хозяйка подала чистую тряпицу, чтобы люди вытерли руки, – ели они содержимое в мисках руками.

Перекусив таким образом, пришельцы расслабились, повеселели. Хозяин хижины, которого звали Анупу, посчитал уместным задать вопрос незнакомцам:

– Кто вы и откуда? – поинтересовался он.

Старший из гостей ответил не сразу. Немного помедлив, как бы обдумывая слова, он наконец проговорил хриплым, уставшим голосом: