Краудсайд

Перевалило за полночь, а пожилой мужчина еще продолжал исследования в своей лаборатории. Не то чтобы она находилась в его личной собственности, просто считал он её своей по другой причине – здесь воняло лекарствами ровно как у него дома, и кто-то постоянно несдержанно орал за дверью. Плюс уже несколько дней он жил и спал здесь, что придавало комнате особый аромат привычной старости, и не хватало разве что телевизора и банки не самого дорогого пива. Но деваться было некуда. Прежде, чем вернуться домой в привычную атмосферу, необходимо было изучить эту проклятую штуку, свалившуюся с небес.

Когда профессор не был занят мыслями о воспоминаниях, закрыл ли он дверь, покидая квартиру, (что было не продуктивно, это его сильно отвлекало) профессор задумчиво что-то чертил и высчитывал. И если сложить воедино километры всей этой писанины, то их вполне хватило бы выстелить тропу к дому, откуда его так нагло подняли с дивана, когда он смотрел передачу «Шоу Эллен Дедженерес», серию с Леонардо Дикаприо.

– Какой красивый, талантливый мальчик, – сказал он тогда, и на этих словах дверь в его квартиру вышибли черной удлиненной дубиной…

Зато путь был потом незабываем. Лететь на вертолёте и без пробок просто шикарно! Линия горизонта, чей окрас в сумерках всегда нежен и приятен глазу был вдвойне великолепен с высоты птичьего полёта, на фоне высоток и садившегося Солнца. А подвыпившее, уже не первой свежести сознание, рисовало в голове картины рая, куда он вот-вот отправился, если бы вертолет сделал хоть еще один резкий поворот.

Но рано или поздно даже хорошее заканчивается, и панорамный вид ночного города сменили четыре стены, астрономическое оборудование и президент, пожимающий потную старческую ладонь, и толкующий о каком-то неоценимом долге перед страной. Видимо за семьдесят пять лет они у старика еще остались.

Сам профессор не запомнил, что он ответил верховному. Охранники быстро увели президента, и ученый остался один, окружённый молчаливым холодным оборудованием. Которое, кстати говоря, было куда полезнее юного помощника, приставленного к нему на днях, и который где-то шлялся, когда у них через час начинается конференция, где они должны дать ответ, что же все-таки произошло. Власти больше не могли молчать, а старик не понимал, почему выбрали именно его давать ответ перед репортерами, ведь над тем, что произошло, трудились сейчас десятки, а может и сотни тысяч лучших умов планеты. И почему лаборатория находилась в подвале Белого Дома, тоже оставалось для него тайной, как и то, почему Трамп перекрасил волосы в черный, который ему совершенно не шел. К сожалению, с возрастом логические нити в голове ослабевают, разрываются, а затем наступает маразм, и старик чувствовал, что он почти в шаге от того чтобы не закрыть глаза и пустить на пол слюну.

Будь профессор на двадцать лет моложе, то учёный отдался бы процессу даже с удовольствием. Но будучи отдавшимся лишь стране за «долги», мужчина пригубил содержимое стакана, затем, склонившись над своей писаниной, глубоко ушел в свои раздумья искать ответ, что же, черт возьми он скажет Богу, когда умрет.

«И зачем мне вообще химик, – с досадой думал профессор о своём помощнике, – они только и умеют, что пробовать свои смеси».