Древо незнания добра и зла

Глава 1

Адам Иванович Бубликов, упёршись подбородком в грудь, сложив руки за спину, угрюмо и безостановочно вышагивал по комнате – туда-сюда, туда-сюда. Порой глубоко вздыхал, внезапно останавливался, что-то бормотал, затем безнадёжно махал рукой, и продолжал, словно белка в колесе, этот бесконечный путь. Маялся, наверное. А может и грустил. Хотя называть его чувства грустью – значит покривить против истины. Скорее всего, всё-таки, и маялся, и грустил одновременно. И было ведь от чего! Дёрнула нелёгкая! Прочитал «Книгу Бытия». История Адама и Евы, их детская доверчивость и непослушание, а также происки и гнусная ложь змея-искусителя (У-у-у, гадина!), кого хочешь заставят грустить и маяться. «Натворили, а мы теперь расхлёбывай! – с досадой сокрушался Бубликов. – Столько уже веков мучаемся! Сколько живём, столько и мучаемся! А за что? Вот скажите мне, за что? Где справедливость? Двое натворили, а всем отвечать? А почему двое? Почему не трое? Если он – змей-искуситель, значит с него и взятки гладки? Ну, уж нет! Не должно такого быть!» – решил Адам Иваныч, и погрузился в пучину тягостных размышлений. Надо что-то предпринять! Мирится с такой несправедливостью – не в его правилах! Выход, он всегда найдётся! Надо только хорошенько подумать! Батя-то что говорил? «Не бывает безвыходных ситуаций, сынок!». А батя для него был авторитетом непререкаемым. Вот и стало это наставление для всей дальнейшей жизни нашего героя, не побоимся этого выражения, путеводным звездом. Да! Именно так! Именно так было когда-то написано в одном стародавнем журнале под названием «Крокодил». А что написано пером, не вырубишь и топором. И мы не будем понапрасну ломать инвентарь.

Отцовская наука прочно засела в мозгах молодого, наделённого недюжинной трудоспособностью и ещё более недюжинным упрямством, человека и, образно говоря, навечно запрограммировала весь мыслительный аппарат. Потому и стал известным изобретателем. Ну, пусть не всемирно, но ближайшие-то соседи, те уж точно знали, к кому обратиться, если вдруг возникали какие-то, с первого взгляда, неразрешимые проблемы. К Иванычу, знамо дело. И шли! Не сказать, чтобы нескончаемым потоком, но всё-таки. И Бубликов не подводил. Всегда у него находилось какое-нибудь неординарное решение, эдакий совершенно неожиданный выкрутас, заставлявший просителей восторженно восклицать: «Ну, надо же! И как мы сами до этого не додумались?». Потому и не додумались, что не каждому дано. Не каждый может быть Бубликовым, Эйнштейном и прочее и прочее, господа-товарищи! Да и кому хотелось-то быть этими самыми Бубликовыми и Эйнштейнами? Может и самим Бубликовым и Эйнштейнам такое в тягость было? Человек, он, хочешь не хочешь, а завсегда стремится к диванному состоянию что души, что тела. А эти? У них же как моторчик в заднице. Вечно что-то мудрят, вычисляют, мастерят, исправляют. Ни секунды покоя! Кому ж такое понравится? Да и сил сколько надо? А семья? А дети? Эти заботы на кого переложишь? Может поэтому люди такого склада по большей части одиноки или несчастны в семейной жизни? С нашей точки зрения, конечно. А как сами они себя чувствовали, история почему-то умалчивает.

Адам Иванович в этом плане исключением не был – ни жены, ни детей. Нет? Ну, и не надо! Не обращал он на это никакого внимания. Чур, меня, чур! Не до этого. Столько проблем, столько неразгаданных тайн, столько нерешённых задач. Да о чём вы говорите? Какая семья? Глупости несусветные! Была, правда, что уж тут скрывать, и в его жизни встреча, которая вполне могла закончится созданием первичной ячейки общества, но… . Недавно совсем познакомился с одной, весьма привлекательной наружности, задумавшейся женщиной, чьё имя забыл через пять минут после знакомства, у которой вместо глаз были два громкоговорителя, беспрестанно орущих на всю вселенную: «Замуж хочу!!!! Хоть за чёрта лысого!!!!!». Может именно поэтому её выбор и пал на ничем внешне не примечательного, толстенького коротышку? Никого лучше не нашла? Или просто невтерпёж? Может и поэтому, но всё поначалу складывалось, как нельзя лучше. Складывалось до тех пор, пока однажды, вынырнув по собственному недосмотру из омута ожесточённой мысленной схватки с неизвестным, Адам Иванович, увидев её будто в первый раз, с удивлением не воскликнул: «А ты кто такая?». Не дождавшись ответа, посмотрел на неё как на случайно залетевшую муху, переборол возникшее желание тут же найти мухобойку и треснуть от всей души, благо не было под рукой ничего соблазнительно подходящего, цапнул только что испечённый пирожок с мясом, отхватил больше половины, и тут же нырнул обратно. Опешившая от такого неприкрытого пренебрежения по отношению к своей особе, задумавшаяся женщина вынуждена была задуматься ещё больше и признаться самой себе, что чёрт лысый – партия куда более заманчивая, нежели вечно блуждающий в эмпирических реалиях Бубликов. Ушла по-английски. Могла бы и по-французски или ещё как-нибудь. Ушла и ушла. Скатертью дорожка! Невелика потеря! Адаму Ивановичу было наплевать и на её уход, и на неё саму, поскольку попал он, ещё будучи ребёнком, в рабство к своей ненасытной любознательности, сладострастно растворился в ней, и менять эти оковы на какие-то другие, того же, допустим, Гименея, не имел никакого желания.