Тигр! Тигр! (сборник)

Посвящается Хорасу Голду

В бесконечной Вселенной не существует ничего нового, ничего неповторимого. Что кажется исключительным быстротечному уму человека, то представляется неизбежным на взгляд бескрайней зеницы Господней. Странный жизненный миг, необычайное происшествие, поразительное сочетание обстоятельств, возможностей и взаимоотношений – все это снова и снова воспроизводится на планете у солнца, чья галактика совершает один оборот за двести миллионов лет и совершила их уже девять[1].

Беспредельно множество цивилизаций и миров, существовавших и существующих. Все они тешили себя тщеславным заблуждением, будто во времени и пространстве не было и нет других подобных. Бесчисленно количество людей, подверженных такой же мании величия. Они воображают себя единственными, неповторимыми, незаменимыми. Их будет еще множество… множество плюс бесконечность.

Взрыв! Сотрясение! Двери подвала настежь. И вот, глубоко внутри: горы денег, легкая добыча, только хватай. Но чу! Кто это в подвале? О, боже! Человек Без Лица! Смотрит. Зловеще. Безмолвный. Жуткий. Бежать… бежать…

Бежать, или я пропущу пневмопоезд на Париж, упущу эту роскошную цыпочку – лицо как цветок, фигура сама страсть. Если пуститься бежать, время останется. Ну, если у врат уже не поджидает кто-нибудь из Гильдии. Иисусе! Человек Без Лица. Смотрит. Зловеще. Безмолвный. Не ори. Перестань орать…

Но я не ору. Я пою на сцене из искрящегося мрамора, налетает музыка, пылают огни. А в амфитеатре никого. Огромная яма, полная теней… пустая, не считая единственного зрителя. Безмолвный. Смотрит. Зловеще. Человек Без Лица.

А на этот раз прозвучал крик.

Бен Рейх проснулся.

Он неподвижно лежал на гидротерапевтической кровати. Сердце колотилось, глаза фокусировались на случайных предметах, оббегая комнату; он изображал спокойствие, которого не чувствовал. Стены из зеленого нефрита; фарфоровый ночник в виде китайца, который может кивать головой до бесконечности, стоит его коснуться; мультичасы, отображавшие время трех планет и шести спутников; наконец, сама кровать, кристаллический бассейн, наполненный газированным глицерином при температуре 99.9 по Фаренгейту[2].

Дверь неслышно отворилась, из сумрака возник Джонас: тень в темно-красной пижаме, с лошадиной физиономией и манерами гробовщика.

– Опять? – спросил Рейх.

– Да, мистер Рейх.

– Громко?

– Очень громко, сэр. Испуганно.

– Язык прикуси, – рявкнул Рейх. – Я никогда ничего не пугаюсь.

– Да, сэр.

– Проваливай.

– Как скажете, сэр. Спокойной ночи, сэр.

Джонас отступил на шаг и закрыл дверь.

– Джонас! – крикнул Рейх.

Дворецкий возник снова.

– Прости, Джонас.

– О, все в порядке, сэр.

– Нет, – чарующе улыбнулся ему Рейх. – Я к тебе отношусь, словно ты мой родственник. Я недостаточно хорошо тебе оплачиваю такое привилегированное отношение.

– О нет, сэр.

– В следующий раз, как рявкну на тебя, огрызайся. С какой стати мне одному веселиться?

– Но, мистер Рейх…

– Сделай так, как я сказал, и получишь прибавку к окладу.

Улыбка сверкнула опять.

– Это все, Джонас. Благодарю.