Алечка. Повесть о последней и первой любви

Мириады пузырьков круглятся по ворсинкам, жемчужатся. Тепло. Весь мир – тепло. Оно источается из неба и палевым маревом без горизонта перетекает в волны. Весь мир – берег и океан, а здесь граница, свежий ветер, вечный шум прибоя.

Мягкое прозрачное колыхание обволакивает, всасывает в чёрный песок, шевелит, подталкивает.

– Поплыли?

– А не страшно?

Под её маленькой тяжестью ноги поют. Какое тепло!

– Балалам, – взбаламученный неугомонный накат выплёскивает нас из насиженной удобной ямки.

Её пальчики! По спине, как по клавишам пробежали эти ноготки.

Вода схлынула – опять сидим на мели. Пустынный песчаный пляж у края обрыва, и только мы да орлы, парящие в вышине. Далеко, далеко уже в дымке чернеют вытащенные на ровный низкий берег огромные рыбацкие чёлны, а в другую сторону, тоже вдали, – исполинские глыбы на кромке бушующей пучины.

– Расскажи какую-нибудь историю, – влюблённое детское личико немного властно смотрит как на собственность – ни у кого такого нет, а мне вот как повезло, но страшно, ведь, наверно, нельзя. И его, хоть и хороший, но тоже боюсь. Да нет, он хороший, он просто замечательный. Он мой лучший друг! (По секрету.) И я ему нравлюсь как девочка – ловкая, красивая, смелая.

– А какую историю? – улыбаюсь, выгибая бровь, и нарочито разглядываю её, придерживая, как статуэтку.

Раздольный ветер, гонящий к нам курчавые барашки, балуется золотистым локоном на её фарфоровой щёчке. Вот она, вот. Неужели наконец то, всё-таки досталась?! Куколка. Чистая, светлая. Лучезарная девочка.

– Ну, какую-нибудь историю, – мелодеет её весёлый отрывистый голосок.

– Ну, какую?

– Ну, из твоей жи-и-изни! – подпружинивается нетерпеливо моя наездница, щекотнув невзначай влажными кудрями.

– Про то, как встретил медведя в лесу, я тебе рассказывал.

– Да, рассказывал.

– Как лосёнка отпустил, рассказывал.

– Рассказывал.

– Как в разведку ходил под землёй…

– Рассказывал, но расскажи ещё что-нибудь, ведь у тебя много историй. – Моя русалочка тихонечко (для себя) прижимается.

– А знаешь? – укутываю её руками от оранжево-голубого простора и целую.

– Что? – слегка ёжится.

– Знаешь? – покачиваемся, как в люльке.

– Что?

– Посмотри туда, – устремляю взор на пелену у края небес.

– А что там, дельфин? – мельком глянула на море и опять не спускает сияющих глаз, чуть сверху и немного настороженно выжидая.

– Не, – киваю мечтательно.

– Марлин?

Длинные безостановочные валы глянцевыми горбами выпирают из хляби и тяжело обрушиваются, расстилая перед нами бурлящие шипящие выглаженные дорожки.

– Знаешь, если плыть прямо вот туда – там за морем есть земля, где маленькие девочки могут командовать взрослыми мужчинами, а мужчина может слушаться маленькой девочки.

– Здорово! Действительно есть?

– Да, вон там.

– А потом, когда они вырастут, их тоже дяденьки слушаются?

Какой неожиданно взрослый вопрос.

– Ну, это уже от них будет зависеть, от каждой. И от дяденек, конечно, тоже.

– А ты бы меня там слушался?

– Да я тебя и здесь слушаюсь, разве не так, Алечка?

Алечка осторожно притрагивается к моей трёхнедельной трёхцветной бородке: – А что это за земля? Как называется?

– Аравия. Там девочкам можно замуж с семи лет. Тебе сейчас сколько?

– Восемь, – Алечка быстро пожимает загорелыми плечиками (она всегда так делает, когда неожиданно озадачена и волнуется), – смотри, смотри, вон ещё краб вылез!