Студент Кузмин умирал от голода. Без копейки денег он стоял возле институтской столовой и курил третью сигарету. Ему до слёз было жалко себя. Желудок скрутило от табачного дыма. Выход из положения был один, пойти и украсть тарелку с едой. Стыд бы он переборол, но его могли поймать. Публичного позора он бы не выдержал.
Занять тоже было не у кого. Он и так уже ходил по институту зигзагами, скрываясь от кредиторов.
Кузмин отбросил окурок и вошёл в столовую. Сильно пахнуло пирожками с капустой. Вдоль стойки тянулась очередь, люди семенили, заполняя и двигая подносы. Когда-то он тоже стоял в этой очереди, а черноволосый парень прямо перед ним взял второе, прошёл мимо кассы, прикрыв тарелку телом, и сел за дальний столик.
Несчастный успел только воткнуть вилку в картофельное пюре, как к нему подскочила кассирша и принялась орать так, что не по себе стало даже тем, кто заплатил за обед, не говоря уже о том бедном парне.
Кузмин вернулся в курилку. Его окликнули. Перед ним стоял его однокурсник, болгарин Бойков. Крупный, сытый человек с остатками чёрных волос на голове.
– Я здесь сценарий написал, – сказал Бойков гордо.
«Какой чудо», – подумал Кузмин, – «Студент сценарного факультета написал сценарий. Да за это надо приз давать!»
– Я его по-русски написал, – продолжал довольный собой Бойков. – Можно я его тебе прочитаю.
– Не, слушай, сейчас некогда,
«Достаточно мне и физических страданий», – подумал Кузмин.
– Ты занят, да? – не отставал Бойков.
– Да. Человека жду.
– Пойдём, пожалуйста. А я тебя угощу потом. И выпьем.
Выбора не было.
– Пошли, – согласился студент Кузмин.
Решили сесть в стеклянной галерее, где разрешено было курить. Впрочем, в институте можно было курить где угодно. Творческий ВУЗ, что и говорить.
– Называется «Птичка», – сообщил Бойков, доставая листок из внутреннего кармана пиджака. – Нравится название?
– Очень, – особенно Кузмину понравилось, что весь сценарий занимал половину страницы. Краткость – сестра таланта.
Бойков надел очки.
– Я начинаю.
– Давай.
– Только будь строгим. Про все ошибки говори.
– Начинай. Всё скажу.
Читал по-русски Бойков хуже, чем говорил. А писал и того площе.
– Жила-была птичка… – начал он.
«И как это можно снять?» – подумал Кузмин.
– …была она свободной, и летала, где хотела, – продолжал Бойков, добавляя в голос трагические ноты. – Но не было у неё совершенно «пшенаводы».
– Чего не было у птички?
– Пшенаводы.
– Дай посмотреть, – Кузмин заглянул в листок. – И что это такое, по-твоему?
– Пшенаводы? Ну, это чем птичка питается. – Бойков говорил абсолютно серьёзно.
– Нет. Пшено – это одно слово. Вода – это другое слово. Два разных слова. И пишутся раздельно.
– Спасибо, друг. – Бойков принялся чиркать в странице. Кузмин почувствовал, что от голода его начинает подташнивать.
– Можно, дальше?
– Давай. Конечно, давай.
Далее по сценарию оказалось, что птичка из-за отсутствия «пшенаводы» совсем потеряла разум, и залетела, сама, по своей воле в золотую клетку. Там её, разумеется, заперли, и она сидела там, как дура. Еды много, а свободы нет. Заканчивался сценарий мудростью: «Не будьте, как птичка».
