Закрой глаза – я тут

Сначала они долго кружили по серпантину. Там, над горой, висела фиолетовая туча, но здесь едва накрапывало. Внизу расстилался осенний разноцветный лес. Казалось, непроходимый, если бы кое-где из красно-оранжево-желтых красок не струились и не исчезали в воздухе, наполненном запахом влажных листьев, древесной коры и земли, невесомые струйки молочно-белого дымка из печных труб, растворяющиеся в серой туманной мгле. Водитель, молчаливый, как это ни странно звучит, итальянец, довольно пожилых лет, с лицом, изрезанным морщинами вдоль и поперек, в засаленной бейсболке и синей ветровке, сбавил ход – поворот, который, по его расчетам, должен был давно появиться и никак не показывался, наконец промелькнул среди деревьев так неожиданно, что даже пришлось сдать назад. Ровная, красивая просека, покрытая сосновыми и еловыми иголками, мягкая и пружинистая, как мох, равномерно покачивала машину, и Чира задремала на заднем сиденье. Но постепенно то с одной, то с другой стороны полезли неаккуратные кусты, царапающие автомобиль за бока; среди них высились старые деревья с замысловато запутавшимися высокими корнями, нагло лезущими под колеса. Просека вдруг покрылась ямами разной величины, каждую из них таксист глухо одаривал ненормативным словом. Неухоженная петляющая дорога тянулась и тянулась, вдруг они пересекли границу сиреневой тучи, и вода внезапно хлынула на них сверху, как из опрокинувшейся гигантской лейки. Колотили по крыше сотни тысяч маленьких и крепких капель, устраивая заехавшему в лес чужаку настоящий артобстрел и мгновенно превращая в чавкающее засасывающее месиво и без того неровную дорогу. Ошибиться путешественники не могли, от дороги не отходило никаких съездов, но путь стал казаться слишком долгим и водителю, начавшему уже по-настоящему проклинать бесконечные петляния по размытым буеракам, и его попутчице.

Она еще в Риме не смогла дозвониться по данному отцом телефону хозяйке виллы, но он, услышав об этом, велел ехать в любом случае: хозяйка точно обещала быть в это время на месте. А если ее не будет, подумал он уже о своем, то время для принятия важного решения ему в любом случае удастся потянуть, пока девчонка смотается туда-сюда.

Наконец они выехали на круглую лужайку перед большим серым домом, казавшимся по-импрессионистски размытым за косыми струями низвергающейся с небес воды – и оттого таинственным. Во дворе стоял джип, увидев который Чира отпустила водителя, предварительно дав ему хорошие чаевые: Scusi[1]. Она чувствовала себя виноватой, что завезла его в такую даль и по такой погоде. Таксист смягчился, сказал что-то утешительное и, показав пальцем в небо, произнес фразу на плохо понятном ей сицилийском диалекте, из которой она вычленила общий смысл: такие дожди осенью в горах надолго. Зонт уже не спасал. К тому времени, когда Чира нашла на калитке звонок, она насквозь вымокла. Обхватив себя руками, Чира растирала ладонями плечи, пытаясь согреться, однако это не помогало. Мало того, никто не открывал. Чира нажимала на кнопку еще и еще, терпеливо ждала, а когда окончательно продрогла, и уже казалось, что даже кожа ее вымокла насквозь, стала изучать устройство замка с той стороны решетки и, случайно надавив плечом на мокрые ледяные прутья калитки, обнаружила, что та открыта. Не очень дружелюбно скрипнув заржавевшими петлями, она впустила Чиру на тропинку, выложенную старинными плитками. Поскальзываясь на их отполированной временем поверхности, девушка добралась до крыльца и постучала в дверь. Молчание. Чира не стала вновь демонстрировать степень своей воспитанности, а приоткрыла дверь и осторожно вошла. Гостиная встретила ее мрачной тишиной: «Buon giorno!