Беркутчи и украденные тени

Жарко горел костер в степи у предгорья Улутау. И алые языки пламени его все выше тянулись к закатному небу, будто старались напоследок напитаться светом уходящего солнца, чтобы еще ярче гореть до самого утра.

У огня сидел совсем седой старик. Поверх прочей одежды сверху на нем был надет синий халат, весь расшитый узорами, на груди сверкали диковинные амулеты да бусины, а голову покрывал борик с опушкой из волчьего меха. На слегка смуглом, морщинистом лице, с удивительно четко выведенными скулами, залегла улыбка. Глаза слегка прищурились, ждали. Они точно знали, что время пришло.

Три юноши стояли напротив старика. Старшему из них только-только исполнилось восемнадцать, но сила уже давно таилась внутри него и теперь, пробудившись, стремилась вырваться на свободу. Ученик неуверенно смотрел на учителя. Тот важно и не спеша кивнул, не переставая лукаво улыбаться, будто ему были открыты все самые поразительные тайны вселенной, и таким простым жестом вселил в молодого человека веру в самого себя.

В сердце юноши разгорячилась храбрость, что присуща лишь самым смелым мужчинам. Он вдохнул полную грудь воздуха и закрыл глаза. Сосредоточился. Ветер ерошил русые волосы, окутывал его и забирался прямо под рубаху, но тот будто совсем не чувствовал холода. Он словно стал частью свободного ветра и пылающего огня одновременно, рос из земли, как могучее дерево и был сильным, как поток бурлящей горной реки. Наконец, он выдохнул и высоко поднял правую руку, обтянутую перчаткой: поверх ткани, на указательном пальце засверкал громоздкий перстень с ярко-красным опалом, золотая оправа которого была сделана в форме крыльев, держащих камень. Природа замерла в ожидании. Звуки степи стихли. Такая тишина опустилась на землю, что стало слышно, как шепчутся в небе звезды.

Вот оно – шелест крыльев, скользящих в темноте, а затем будто из ниоткуда появившаяся тень крупной птицы. Она ухватилась когтями прямо за очертание предплечья юноши на земле. Немыслимо. Оба друга его, раскрыв глаза в изумлении, шумно втянули воздух, но тут же спохватились и смолкли, чтобы не спугнуть бестелесное существо.

Взгляд всех троих был прикован к тени, что смиренно ожидала конца ритуала. Наконец, старший ученик уверенно проделал круговое движение рукой, на которой сидела птица, и пробормотал слова на рахманском языке духов: «он вету – он левиа». В то же мгновение в воздухе родился клубок синего пламени размером с кулак. Он рос слишком быстро. Люди и глазом не успел моргнуть, как клубок увеличился в сотню раз, а затем вспышка, взрыв, и из этого пламени явилась птица во плоти своей.

На руке юноши величественно восседал темно-бурый хищник. Он гордо поднял голову с золотистыми перьями на затылке, расправил массивные крылья и издал крик, что вихрем пронесся по широкой степи. Тотем признал своего беркутчи и единство с ним до самой смерти.

Березовая улица освещалась сплошь торчащими фонарями. Однако их желтого света было недостаточно, поэтому большая часть зданий, растянувшихся на ней, так и оставалась окутанная темнотой. Среди них ютился детский дом номер двадцать четыре. Он был построен еще в прошлом веке, но несмотря на это выглядел вполне сносно: стены из красного кирпича почти без сколов, новенькие пластиковые окна, но абсолютно неприветливый пустынный двор перед фасадом, огражденный забором. Ни кустов тебе, ни цветов. Лишь небольшая игровая площадка для младших воспитанников, да старый вытянутый стол для пинг-понга, ножки которого давно покрылись плесенью. Этот дом навевал такую тоску, что будто сквозняк задувала в душу едкое чувство одиночества.