Антианемия. Практическое руководство для тех, кто лечит и лечится от дефицита железа

Научный редактор Михаил Масчан

Научный редактор Михаил Масчан

Иллюстратор и дизайнер обложки Екатерина Балакина

Корректор Елена Зорина

© Анастасия Арсенёва, 2021

ISBN 978-5-0055-6704-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

13 лет назад мне невероятно повезло. По чистой случайности в последний месяц своей учебы в медицинской академии в городе Оренбурге я оказалась на конференции в детском онкологическом центре. Я не помню, кто именно и почему рассказал мне об этом мероприятии. Я не помню, о чем там в целом шла речь. У меня сохранилось лишь одно воспоминание о том дне. Я запомнила лекцию о центральном венозном катетере, которую читал Алексей Александрович Масчан.

Центральный венозный катетер – это устройство, с помощью которого ребенку с лейкозом 24 часа в сутки много дней подряд можно вводить внутривенно и при этом безболезненно препараты, которые спасают ему жизнь. Выглядит он как тонкая силиконовая трубочка, которую устанавливают в центральную вену, например под ключицей, надежно фиксируют с помощью широкого пластыря и оставляют так, пока ребенку требуются внутривенные введения препаратов и частые заборы крови для анализов. Процедуру установки катетера в вену проводят под наркозом. Ребенок не ощущает никакой боли ни до, ни после. И сам центральный катетер позволяет избежать болезненных процедур и не колоть ежедневно для введения лекарства периферическую вену, например на локтевом сгибе.

Ничем не примечательная вещь, на первый взгляд. Одна из самых рутинных в современной медицине. Профессор Масчан, суперзвезда детской гематологии, мог бы выбрать любую другую тему для лекции… Но он выбрал именно катетеры, как бы подчеркивая, что в работе настоящего профессионала нет мелочей. Он рассказывал, почему уход за центральным венозным катетером – ответственность врача, а не медицинской сестры. Старался донести до аудитории, как важно беречь катетер, ведь он не просто облегчает работу медицинскому персоналу, но значительно улучшает качество жизни пациента в период лечения, потому что избавляет детей и их родителей от боли и страха. По крайней мере, отчасти.

Слушая его, я, наконец, поняла, какую специальность в педиатрии хочу выбрать. Я раз и навсегда решила быть детским гематологом и спасать детей от лейкозов.

В сентябре того года я приехала в Москву и поступила в ординатуру при Научно-исследовательском институте детской гематологии, одним из руководителей которого был Алексей Александрович Масчан. Меня ждали два захватывающих года постдипломной подготовки.

К тому моменту, когда я закончила ординатуру, НИИ Детской гематологии обрел новый статус, название и дом. Из нескольких отделений в Российской детской клинической больнице (РДКБ) институт переехал в новое, огромное и прекрасное, здание на улице Саморы Машела в Москве. Теперь он стал называться Центром детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Димы Рогачева.

После ординатуры я отправилась работать не в клиническое отделение центра, где, собственно, и лечили лейкозы, а в консультативную поликлинику при центре, куда на диагностику приезжали дети со всей России с самыми разными и часто очень редкими болезнями крови. И именно эта особенность, специализация нашего центра, позволила мне однажды заметить интересный факт. Примерно 50% пациентов в моем ежедневном расписании были дети со всей России с редкими болезнями крови. Но остальные 50% детей были москвичи с железодефицитной анемией, которых направили к гематологу педиатры, потому что не справились с лечением или не смогли интерпретировать результаты анализов.