Агапея

© Булат Арсал, 2025

© Интернациональный Союз писателей, 2025

У всех нас по две жизни. Вторая

начинается, когда мы понимаем,

что у нас есть только одна.

Конфуций

Каждый уважающий себя житель Мариуполя знает, что их приморский город был образован во второй половине восемнадцатого века переселёнными из Крыма православными греками. Однако многие неместные ошибочно полагают, что название города переводится с того же греческого языка как «город у моря». На самом деле Мариуполь был назван в честь Марии Фёдоровны, супруги императора Павла Первого.

Город за долгую историю существования пережил немало катастроф и бедствий, связанных с различными войнами, которые никак не хотели обходить эту жемчужину на берегу Азовского моря. В разные времена Мариуполь захватывали интервенты и оккупанты множества инородных мастей, грабя население и сжигая их дома. Гражданская война в начале двадцатого века тоже прошлась по улицам Мариуполя, который в течение нескольких лет с большими и малыми боями переходил из рук в руки то к большевикам, то к белогвардейцам и казакам, то в распоряжение самого батьки Нестора Махно. Позже была масштабная война с немецким фашизмом, унёсшая жизни десятков тысяч горожан.

Миновали те страшные годы, город постепенно вернулся к мирной жизни, люди отстроили заводы, школы, детские сады и новые жилые кварталы. Выросло несколько поколений, никогда не видевших артиллерийских обстрелов и бомбёжек и никогда не представлявших даже во сне, что однажды Мариуполь снова будет разрушен почти до основания, во дворах и вдоль тротуаров будут лежать десятки тысяч трупов, а цветочные клумбы, газоны и детские песочницы превратятся во временные пристанища горожан, убитых во время уличных боёв.

Летом две тысячи двадцать второго года в Мариуполе было особенно жарко, а зловонный смрад, насытивший городской воздух, никак не выветривался морским бризом, хотя гулять ветру уже не мешали некогда многоэтажные городские застройки. На их месте лежали руины и стояли чудом сохранившиеся одинокие стены домов, больше похожие на огромные дуршлаги.

Но всё же нельзя было сказать, что город вымер и не осталось в нём хотя бы намёка на жизнь. Человек так устроен, что даже в разрушенный или сгоревший дом обязательно вернётся и, если в нём ещё не умерла вера в будущее, непременно начнёт заново обустраивать уничтоженное жилище на том участке земли, который называет и по праву считает своей Родиной. Теплилась жизнь и в редких многоэтажках, устоявших во время артиллерийских обстрелов и авиационных налётов. В них не было света, газа, воды. Люди в них не то чтобы жили, но каким-то образом ютились и существовали. Иногда в уцелевшей однокомнатной квартирке теснились и обитали жильцы из нескольких соседних квартир, в которых были выставлены окна или разрушена одна из наружных стен.

Готовили прямо на улице, устраивая у подъездов своеобразные мангалы, печи-барбекю, у некоторых можно было увидеть даже пузатую буржуйку. Воду подвозили военные, а разбитой деревянной мебели и дверей вместо дров в руинах соседних дворов было предостаточно.

Открывались маленькие магазинчики, где даже было электричество, питавшееся энергией от генераторов, шумно тарахтевших под стенкой у входа. Улицы на окраинах были немноголюдны и даже пустынны. Однако центр города начинал наполняться снующими или спешащими горожанами с самого утра. Кто-то бежал занять очередь за гуманитарной помощью, кому-то непременно нужно было попасть в паспортный стол и пройти обязательную фильтрацию, без которой ни о какой гуманитарке и речи не могло быть. Без такой справки на только что освобождённой территории просто жить и передвигаться было проблематично. Появились и социальные работы, за которые можно было получать ежедневно паёк в виде небольшого тормозка с крупой, консервами, минеральной водой и какими-то колбасными деликатесами. После трудового дня многие работники шли не домой, а к импровизированным рынкам вдоль тротуаров, где можно было реализовать содержимое продуктового набора за рубли или всё ещё имевшие хождение гривны.