История философии: Французское просвещение

Существует устойчивая тенденция воспринимать Французское Просвещение преимущественно сквозь призму его критического, разрушительного пафоса, направленного против христианства и, в особенности, института католической церкви. Помимо Руссо, имя, которое первым приходит на ум при упоминании философов XVIII века, – это, как правило, Вольтер. Этот образ прочно ассоциируется с блестящим и остроумным литератором, чья неутомимая борьба с церковью как оплотом невежества, предрассудков и нетерпимости стала его визитной карточкой. Кроме того, знакомство с откровенным материализмом таких авторов, как Ламетри и Гольбах, может подкрепить впечатление, будто Просвещение было по сути антирелигиозным движением, эволюционировавшим от деизма раннего Вольтера и Дидро к атеизму Гольбаха и грубому физиологизму Кабаниса. Подобный взгляд превращает оценку эпохи в вопрос личных религиозных убеждений: для одних это путь к окончательному богоотступничеству, достигшему апогея в осквернении Собора Парижской Богоматери в годы Революции; для других – триумфальное освобождение человеческого духа от религиозных суеверий и церковного деспотизма.

Не менее распространено представление, будто все французские философы той эпохи были непримиримыми противниками существующего политического строя и сознательно готовили почву для Революции. И здесь также возможны полярные оценки: от осуждения их как безответственных подстрекателей, чьи идеи материализовались в якобинском терроре, до апологии как выразителей объективного этапа общественного развития, который закономерно привёл к буржуазной демократии.

Оба подхода – как фокусирующийся на отношении к религии и церкви, так и рассматривающий всё сквозь политическую призму – безусловно, имеют под собой фактологическую основу, хотя и неодинаковой прочности. Действительно, многие просветители в разной степени критиковали церковный авторитет, а некоторые, подобно Гольбаху, занимали воинствующие атеистические позиции, видя в религии порождение невежества и страха. Что касается политики, то, несмотря на общее неприятие деспотизма «старого порядка», далеко не все философы были сторонниками демократии или революционного переустройства. Так, Вольтер, ратовавший за свободу мысли и реформы, скорее симпатизировал «просвещённому абсолютизму» и с опаской относился к «черни».

Однако сводить всё многообразие мысли Просвещения лишь к критике «трона и алтаря» – значит обеднять его и давать неполную, искажённую картину. Критика, безусловно, существовала, но она была лишь оборотной, негативной стороной медали. Позитивное же содержание эпохи заключалось в грандиозной попытке рационального постижения мира и, прежде всего, самого человека – его психической жизни, нравственных основ и социального бытия.

Именно в этом ключе следует рассматривать и их полемику с религией. Она знаменовала радикальный культурный сдвиг – разрыв со средневековой мировоззренческой парадигмой и утверждение нового этапа, где высшим авторитетом становился свободный разум, движимый идеей прогресса. Просветители были убеждёнными апологетами этого прогресса, понимаемого как распространение научного метода из сферы физики на психологию, мораль и общественную жизнь. Религия (особенно религия откровения) виделась им главным противником такого интеллектуального движения вперёд.