Между нами...

Пока такси едет до места назначения, я успеваю перебрать все знакомые мне ругательства и проклятия.

«Надо же было умудриться проспать!»

Такси останавливается. Я бросаю взгляд в окно. Все машины стоят: на светофоре «красный».

«Чёрт! Чёрт! Чёрт!» – мысленно ругаю я сама себя, добавляю кое-что совсем уж непечатное и сразу же чувствую, как зардели кончики ушей. С нецензурщиной у меня всегда были нелады. В школе я была пай-девочкой: хорошистка, активистка и просто красавица. Хотя нет, последнее с моим образом никак не вяжется. Неудачница. Вот. Это вяжется.

В школе была приличной девочкой, а после школы чёрт дёрнул связаться с неудачником. Он-то меня и заразил, как гриппом, только свой неудачливостью.

Сама виновата: где моя голова была в тот момент?! Теперь приходится разрываться между чужими долгами, ярмом навешанными на шею, и работой – и никакой личной жизни!

Я улыбаюсь своим мыслям. Не мыслям даже – фантазиям! Такси трогается, загорелый и бородатый таксист замечает мою улыбку и принимает на счёт продолжившейся поездки.

– Утро, что ты хочешь, – с небольшим абхазским акцентом говорит он мне. – Все на работу едут.

Я рассеянно киваю, а перед глазами он. Нет, ну не так же. ОН! Как в «Аладдине», помнишь? «ОН!» и это не просто слово, это вдох и выдох, это моё дыхание и мой стон. Мой начальник. Вспомнив последнее, я сразу становлюсь серьёзной.

Он – мой начальник. Сейчас в офис не приеду к восьми и станет мне никем. А ведь на работу мне чудом повезло устроится. Некоторые кадровички – старые и злобные тётки в основном – мне так и говорили напрямую: «Устроишься на работу, нарожаешь детей и уйдёшь в декрет. А работать за тебя кто будет?!».

Чем я могла им возразить? Что могла сказать? Сегодня я могла бы сказать им спасибо: начала врать в анкете и на собеседовании. Вуаля – и сразу же взяли. Секретаршей. Обязанностей там на помощника руководителя, но в трудовой написано «секретарь». Спасибо, что не секретарша. Да, лишь бы зарплату платили. Можно будет не трястись о том, где взять денег на аренду на следующий месяц, и не звонить родителям с просьбами помочь деньгами.

Эти звонки были настолько унизительны, что я иногда махала на всё рукой и открывала доступный мне кредит на банковской карте. Потом этот долг придавливал к земле и неоднократно (раз в месяц – платежи по графику) доказывал, что лучше пять минут унижений по телефону, чем вот так вот: платить в два раза больше, отказывая себе во всём, и не пять минут, а все пять месяцев.

Такси выруливает к офисному зданию. Я поспешно сую водителю пару мятых купюр и, не дожидаясь сдачи, выскакиваю из машины.

«Только бы не упасть. Только бы не упасть.»

Мантра срабатывает, я не только не падаю, но и успеваю забежать в вестибюль как раз в тот момент, когда створки лифта вздрагивают и начинают ползти навстречу друг другу.

– Задержите лифт! – ору я что есть мочи, лезу в сумочку за пропуском, но охранник на посту широко улыбается и махает в мою сторону рукой, мол, проходи, опоздунишка, не парься. – Аоеспаио! – выдыхаю я, смешивая все буквы слов благодарности в непонятный набор звуков.

Лифт никто не останавливает. Конечно же. Я пробегаю последние пару метров и понимаю: не успею! Створки почти захлопываются, когда между ними появляется чья-то рука. Створки лифта хлопают о неожиданную преграду, замирают, словно задумавшись на миг, а затем разъезжаются в стороны.