В саду

Нестерпимо скучно.

Яркая детская больше не манила. Роман Константинович, конечно, души не чаял в своем отпрыске и не скупился на подарки. Полки гнулись под тяжестью солдатиков, плетеных мячиков и диковинных сказочных зверей, а теперь даже заводная повозка для фарфоровой куклы, преподнесенная на Рождество, сиротливо пылилась в углу, забытая и ненужная. Вряд-ли каждая балованная дочка её возраста могла похвастаться таким изобилием. Но ей хотелось воли: бегать наперегонки с ветром, скакать верхом не на резном, а на настоящем коне, с саблей наголо, подобно любимому отцу, командовать войском.

Разве допустит чопорная учительница такие дерзкие забавы для юной леди?

– Мадам.. J'ai l'ennui^>1, пустите… – нараспев протянула Уленька.

Перспектива корпеть над уроками в душной комнате, когда за окном ликовало солнце, казалась пыткой. Сквозь задернутые шторы пробивались солнечные зайчики, танцуя на полированном паркете,

– Ваш отец печется о вашем образовании, я запрещаю покидать вам пределы дома во время занятий. – отрезала мадам, даже не взглянув на ребенка, но не успела дорисовать картину назидания.

Подбородок княжны задрожал, нос сморщился, а в глазах вспыхнули слезы. В мгновение ока чернильница с оглушительным треском полетела на пол, увлекая за собой перья и злополучные прописи, оставляя вокруг уродливые жирные кляксы.

– Ах, вы, противная, старая моль! Я все папеньке расскажу, как вы меня мучаете!

По коридору разнесся топот убегающих ножек, несущих бунтарку прочь.

– Стойте, Ульяна Романовна, куда вы?! Так нельзя себя вести, что за дикарка!

Но было поздно. Разве могла дородная женщина угнаться за юркой девочкой?

А девчонка не помнила, сколько времени бежала, лишь бы подальше. В памяти всплыло лишь, как едва не угодила под копыта лошади и задела кухарку, несущую кувшин с молоком. Но вот, наконец, она остановилась посреди высокой травы, где крапива и шиповник сплелись в колючие объятия.

Тишина. Лишь монотонное жужжание пчел и стрекоз нарушало покой, но им не было дела до беглянки. Ни пыльных залов, ни глухого шелеста юбок, ни надоедливого присмотра. Свежий воздух, напоенный ароматом полевых трав, приятно щекотал ноздри.