* * *
– Вот ваш дом, – сказал таксист, – вон номер.
Вита протянула ему деньги, сказала, что сдача не нужна. Таксист проорал ей слова благодарности и пожелание счастливого отдыха на ужасающем английском. Они все здесь не говорят, а кричат, вопят и размахивают руками, как ветряные мельницы крыльями. Наверное, солнце так действует.
Солнце и правда палило нещадно. В аэропорту усатый таксист с непонятной гордостью сообщил Вите, что температура воздуха – сорок градусов в тени.
«Катастрофа!» – кричал он, брызгая слюной.
Вита не поняла, отчего он так радуется. Казалось, он считает жару своим личным достижением.
Она вышла из машины и с трудом вдохнула раскаленный воздух. Действительно адово пекло, только чертей не хватает. Говорят, в августе здесь так часто бывает, но нынешний год выдался жарким даже по здешним меркам.
Вита отворила кованую калитку и пошла по дорожке, выложенной голубой плиткой. Чемодан она катила за собой, как послушную собачонку. По бокам дорожки цвели кусты роз – темно-красных, белых, нежно-коралловых. Дальше виднелись деревья, увешанные апельсинами и лимонами.
Она прошла перголу с виноградной лозой, вьющейся по решетке. Стало прохладно, одуряющая жара осталась за оградой сада. Где-то тихонько шумела вода, пахло влажной зеленью, розами и еще чем-то пряным и экзотическим.
Как хорошо! Вита вдохнула полной грудью дивные запахи.
Дорожка уперлась в каменную стену, покрытую вьющимися растениями. На гладком камне в середине стены грелась на солнце изумрудная ящерица. Вита бросила чемодан и неслышно подошла к ней ближе.
«Если она не убежит, у меня все будет хорошо», – загадала она, хотя дала себе слово никогда больше этого не делать.
Нельзя ставить свою жизнь в зависимость от слепого случая, от примет и совпадений.
Ящерка застыла на месте. Затаив дыхание, Вита придвинулась к ней немного ближе. Потом сделала еще один шаг и еще. Она уже видела черный блестящий глаз и блестящие чешуйки на хвосте. Еще шаг, и она заметила свою тень на стене. Тень застыла вместе с ней, чтобы не спугнуть ящерицу.
Простояв так минут пять, она сообразила, что, если кто-то выйдет сейчас из дома, в его глазах она будет выглядеть странно: стоит посреди дорожки девица на одной ноге, еще и одета не по погоде – как выехала утром из дома в джинсах, так и парится в них в такую жару.
Вита немедленно встала на обе ноги и оглянулась по сторонам. Никто не смотрел на нее ни с улицы, ни из-за угла дома. Когда она повернулась, на стене уже не было изумрудной ящерицы. Вот и толкуй такой знак как хочешь.
Она решительно свернула вдоль стены и вышла к дому. Теперь, как писал Глеб, нужно обойти дом справа и подняться на террасу, а там уже и дверь.
Терраса была небольшой. «Не удивляйся, – писал Глеб, – зато она будет только наша, мы сможем там уютно завтракать на мягком утреннем солнце».
Сейчас было три часа дня. Солнце потихоньку уходило с террасы, пряталось за апельсиновым деревом. Вита медленно поднялась по нагретым ступеням, осторожно лавируя между цветочными горшками, которых здесь было множество. Под третьим от двери горшком должен лежать ключ.
Вита отсчитала третий горшок. В нем пышно цвело какое-то растение с огромными красно-белыми колокольцами. Постояв немного, чтобы унять колотившееся сердце, она наклонилась и пошарила за горшком. Ключа не было. Из ближайшего цветка вылетел шмель и с негодующим жужжанием устремился прочь. Вита отскочила и едва не свалила вазон. Он сдвинулся, к ее ногам выкатился ключ. Самый обычный ключ от дверного замка, с детской розовой резинкой вместо кольца. С ключом в руке Вита подошла к двери.
