Свидетели живут недолго

Надежда открыла дверь боком, потому что руки у нее были заняты двумя огромными коробками с польским печеньем.

– Ну, здравствуйте, дорогие сотрудники!

Ее моментально окружили, стали рассматривать, расспрашивать, причем говорили все хором:

– Ну, Надежда, помолодела лет на десять!

– Ой, Надежда Николаевна, костюмчик какой симпатичный! И сидит отлично.

– А чай когда будем пить: в обед или, может, прямо сейчас?

Надежда отвечала всем сразу, что приехали они с мужем только вчера, что костюм, если перевести злотые на наши деньги, совсем недорогой, а чай будем пить, когда начальник, то есть Валя Голубев, позволит. Валя Голубев был не только начальником сектора, но и давнишним Надеждиным приятелем, поэтому он, конечно, разрешил пить чай прямо сейчас, так как чувствовал, что начнутся бесконечные расспросы и рассказы и все равно никто работать не будет. Еще бы: человек из отпуска вернулся, да не от бабушки из деревни, а из Польши! Это другой кто-нибудь скажет: подумаешь, курица не птица, Польша не заграница! Сейчас, мол, все границы открыты, езжай куда хочешь, хоть по турпутевке, хоть по приглашению. Денежки только иметь надо. Все так, да не совсем. На их режимном предприятии люди раньше десятилетиями сидели за проходной и подумать ни о чем таком не могли. Года три назад, году в девяносто втором, только лед тронулся. Охали, охали режимники, а жизнь все равно свое берет. И стал потихоньку народ за границу выбираться, чтобы мир посмотреть. Сначала в бывшие соцстраны, а потом и подальше: кто в Париж, кто в Израиль, а одна женщина приходит к замдиректора по режиму и приносит приглашение: в Америку собралась, к дочери. Дочка у нее там, оказывается, уже три года живет, а никто ничего и не знал. Замдиректора, говорят, чуть удар не хватил. Ничего, пусть привыкает.

Валя подошел к Надежде, одобрительно оглядел ее, понюхал коробку с печеньем.

– Ну ладно, не утерпеть ведь до обеда. Давайте, девочки, ставьте чайник быстренько. Лена, будь человеком, сходи, питание вруби там!

Лена Трофимова оторвалась от обсуждения и ощупывания Надеждиного костюма и отправилась в коридор, где в маленькой комнатке находился распределительный щит и рубильник, включающий питание. И хотя ключи от щитовой находились у начальника и инструкцией категорически запрещалось посылать в щитовую случайных людей, Валя частенько пренебрегал инструкцией. Надежда только-только успела дойти до своего стола, поставить коробки, снять сапоги и достать туфли, тоже, кстати, новые, как дверь внезапно с грохотом распахнулась.

На пороге стояла Лена Трофимова. Лицо у нее было не бледное и не белое, а какого-то серого цвета. Абсолютно безумные глаза перебегали с одного человека на другого. Она ничего не говорила, только открывала рот, как рыба. За спиной у Лены мелькнуло встревоженное лицо электрика дяди Васи.

– Что-то с вашей девушкой неладно! – крикнул он и скрылся.

Но сотрудники уже и сами поняли, что с Леной неладно. Она, как сомнамбула, вытянув руки вперед, вышла на середину комнаты и застыла. Лаборантка Светка пронзительно взвизгнула. Лена вдруг с размаху, как подкошенная, грохнулась на пол и забилась в конвульсиях.

– Звоните в медпункт! Срочно!

Кто-то уже набирал номер, там было занято. Стук Лениной головы о паркет разносился по всей комнате, пока Надежда первой не опомнилась и не подложила ей под голову чью-то куртку. Лена продолжала содрогаться, причем по-прежнему не кричала, а только хрипела, руки ее закинулись назад и пытались сцепиться в замок. Надежда вдруг вспомнила рассказы старушки соседки, которая в войну была медсестрой в санитарном поезде, о том, что была у них сестричка-грузинка, у нее после контузии случилась эпилепсия, и вот как начинается у нее припадок, так она руки наверх норовит завести и в замок сложить, а если успеть и не дать ей руки соединить, то можно припадка избежать. У Лены на губах показалась пена.