Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине - Василий Аксенов

Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине

Страниц

190

Год

2008

Леонид Борисович Красин был не только гениальным террористом, но и выдающимся инженером-электриком. Его энциклопедические познания и талант позволяли ему совершать невероятно сложные преступления и оставаться всегда в тренде.

Передовые модные тенденции не могли обойти вниманием Леонида Борисовича, и он всегда был исполнителем последних веяний моды. Обитатель московских салонов прекрасно знали этого денди и восхищались его безукоризненным стилем. Его обаяние и искусство подобрать наряды привлекали дам самого высокого достатка и политических кругов. Мало кто знает, но Красин намеревался стать членом правительства Ленина, однако его задачи и обязанности внезапно изменились.

Василий Аксенов выбрал Леонида Борисовича Красина в качестве главного героя своего романа. Он описал его как человека без тени, промышляющего героическими делами и осуществляющего подвиги. Грабежи банков, убийства охранников, добыча оружия - все это были лишь малая часть задач героя. Ленин доверил ему возглавить "Боевую техническую группу при ЦК" (боевой отряд РСДРП), и Леонид Борисович справился с ней с невероятным мастерством и преданностью.

Сегодня таких неподражаемых героев уже не сыскать. И Василий Аксенов в своем романе порадовал нас своей творческой нестандартностью и ярким изображением эпохи. Изменив свой стиль, Аксенов создал шедевр, в котором был описан Леонид Борисович Красин - символ и гимн герою, представителю эпохи, ушедшей в прошлое.

Читать бесплатно онлайн Любовь к электричеству: Повесть о Леониде Красине - Василий Аксенов

Глава I

Ни в чем предосудительном не замечен

Да ведь не кричать же! Не барабанить же в чужие двери! Ну вот, ну вот, скоро уже кофейня… Черт его занес в Авлабар! Гюли могла бы и подождать!

Дождь не уставал. Казалось, что идешь сквозь ночь, раздвигая стеклярусные шторы. Бурные потоки с пузырями неслись вдоль узких тротуаров. Мтацминда уже слилась с черным небом. Тифлис погрузился во тьму. Сквозь ставни кое-где струился слабый керосиновый свет. Но ведь не бросаться же к этим ставням, не молотить же в них, не вопить! Да и есть ли причина для такой паники? Силуэт, мелькнувший под фонарем? Юноша в нахлобученной фуражке, толкнувший его плечом и буркнувший «pardon»? Что они хотят со мной сделать? Нужно подойти, объясниться; я ведь и не знаю ничего, кроме… кроме ерунды сущей… Да, может быть, и юноша-то этот – случайный, совершенно случайный, равнодушный прохожий, иностранец, в конце концов?

Расскажу все, что знаю. Да, все. Жизнь дороже. Молодая жизнь дороже. Расскажу все, а потом уеду в Персию. Расскажу и попрошу помиловать. Помилуйте Христа ради!

Авессалом Арчаков не мог сдвинуться с места от страха. Он стоял, прислонившись к причудливо изогнутой чугунной решетке, на крыльце какого-то словно вымершего дома. Вернее, не он сам стоял – тело его стояло, тело Авессалома Арчакова, с которым хозяин его ну никак не мог сладить.

Впереди на углу тускло желтел спуск в спасение – в кофейню «Отрада». Изредка из «Отрады» поднимались, качаясь, пьяницы и, набычившись, шли через дождь, никого не боясь, – счастливцы!

Арчаков двинул-таки свое тело вперед, начал поднимать и опускать ноги. С каждой секундой «Отрада» приближалась. Арчаков уж совсем было осмелел, когда впереди скрипнула дверь и в полоске света появился юноша. Невысокий и ладный, как гимнаст, с тонкими усиками и сахарной улыбкой, он даже не взглянул на Арчакова, нелепо разъехавшегося в луже, он возился с зонтом и что-то тихо говорил тоненькой барышне, провожавшей его. Да-да, даже не глядел на Арчакова, ему не было до него никакого дела, у него несомненно голова была занята своими амурными делишками. Эдакий франт с Головинской, может быть, и князь, завел себе романчик в Авлабаре с купеческой дочкой или внучкой, внучкой-штучкой, курочкой-дурочкой.

Подбадривая себя этой нехитрой рифмовкой, Арчаков дотащился до «Отрады», где обычно после свидания со своей шерочкой-машерочкой со зверским таким молодечеством хлопал рюмку коньяку и таинственно подмигивал хозяину, а потом тыкал себя большим пальцем в грудь и сокрушенно тряс головой – перед вами, мол, старый греховодник.

Двадцатипятилетний Авессалом очень любил напустить туману, просто-таки обожал недомолвки, ухмылки, кивочки, подмигивания, многосмысленные фразы. Очень он любил показать публике, что он не просто так себе железнодорожный конторщик, что за его плечами тайна, скрытый смысл, грех или опасное дело.

Хозяин, знавший Арчакова, выбежал из-за стойки.

– Что с вами, господин? На вас лица нет.

– Шалва-батоно, пошли мальчишку за извозчиком, – синими губами пробормотал Арчаков, – а мне, Шалва-батоно, дай коньяку…

Он упал на стул и закрыл лицо руками. В этом был некоторый театральный эффект. Сквозь пальцы он осмотрел зал и огорчился. Никто, кроме хозяина, оказывается, и не обратил внимания на его столь драматический приход.