Камень Девушка Вода

Автор

Страниц

125

Год

2019

Марина Ахмедова – талантливая писательница, исследовательница и журналистка, которая зажигает на страницах журнала "Русский Репортер". Ее литературные произведения, такие как "Женский чеченский дневник" и "Уроки украинского", поражают своей глубиной и эмоциональностью. Кроме того, она известна благодаря своим замечательным романам, среди которых "Дом слепых", "Дневник смертницы. Хадижа" (входил в шорт-лист премии "Русский Букер"), "Шедевр", "Пляски бесов" и "Крокодил".

В новом романе "Камень Девушка Вода" Марина Ахмедова переносит читателей в горное село в Дагестане, где время остановилось, и жизнь диктует свои правила. Вдали от шумного современного мира, люди до сих пор верят в предания и проклятия своих предков, соблюдают древние традиции и ценят семейные легенды даже больше, чем подвиги прошлой войны.

Однако Джамиля, молодая учительница, начинает беспокоиться о том, что дети все чаще "закрываются" и скрывают свое истинное лицо за хиджабами. Подростки уходят в лес, где обосновались "правоверные" и ведут свою тайную жизнь. Джамиля строго придерживается традиций и старается жить по законам отцов, но скоро ей придется столкнуться с выбором между любовью и войной.

"Камень Девушка Вода" – это не только роман о любви и противостоянии, но и глубокое исследование древних обычаев и верований, которые до сих пор оказывают влияние на жизнь современных людей в Дагестане. Марина Ахмедова, как всегда, умело переплетает исторические факты с фантазией, создавая эмоционально насыщенный и уникальный мир, в котором реальность смешивается с мифом и магией.

Читать бесплатно онлайн Камень Девушка Вода - Марина Ахмедова

* * *

Гордый сокол мой, пусть тебя ранит стрела.

Сизый голубь мой, пусть тебя пуля сразит.

Грех тебе: ты спалил мое сердце дотла,

Мне с другой изменил – нету горше обид.

На охоте мне сокол попался в силки,

Провела с этим соколом сладкие дни.

Многих сплетниц чернили меня языки,

Но сегодня иное болтают они.

Сыплет яд мне на сердце безжалостный слух:

Мол, другая у сокола нынче в чести.

Тяжело, словно спину сломали мне вдруг

И свинцовую кладь заставляют нести.

Я с тобою доверчивой слишком была,

Из-за этого в сплетнях тону я сейчас.

Постоянства мужского в тебе не нашла,

Человеком считая, ошиблась сто раз.

Хоть, как целый аул, я рассудком сильна,

Не сумела любви своей скрыть, видит бог.

Мир на чести моей не нашел бы пятна,

Ты вошел в мое тело, как в ножны клинок.

Драгоценнейший яхонт, упавший с горы,

Из жемчужного моря коралл дорогой,

Разве сделалась хуже я с этой поры

Или в юной красе уступила другой?

Пусть достанется тело мое воронью,

Если раз хоть с другим, как с тобой, я была.

Ни тебя, ни соперницы я не виню,

Оба счастливы будьте, мне жизнь не мила.

Если вправду способна любовь замарать,

То не хватит воды, чтоб влюбленных отмыть.

Если страстью горевших неверными звать,

То с крестом на груди должен каждый ходить[1].

Анхил Марин

– Дочь учителя закрылась! – понеслось с самого утра по селу. – Дочь Шарипа-учителя Марьям закрылась!

– Шайтан, прикрой глаза! – тихо воскликнула я, усаживаясь за стол на кухне и выглядывая в окно.

Марьям удалялась по дорожке в сторону школы. Хиджаб покрывал ее голову. Кому это быть еще, как не Марьям? Кому еще выходить из дома Шарипа-учителя в такую рань? Это точно не Патимат – мать Марьям, вот уж кого ни с кем не спутать. Кто не знает, что Патимат хромает так, словно земля под ее правой ногой проваливается? Все не только в нашем селе, но и во всем районе знают: Патимат начала хромать, родив дочь – Марьям.

Берусь утверждать, я стала первой, кто увидел ту новую Марьям. И только успела воскликнуть: «Шайтан, прикрой глаза!» Но шайтан не прикрыл глаз. Наоборот, открыл как можно шире, чтобы в них, черных, как беззвездная ночь, отразилась вся Марьям, с головы до ног одетая в черное.

И понеслось по селу: шу-шу-шу, ша-ша-ша. Десяти минут не прошло, как все село знало – Марьям закрылась! Клянусь, так и было! Хотя клясться, как любила повторять моя бабушка, да пребудет свет в ее могиле, – большой грех.

Часа не прошло, а старый Патах, ровесник моей умершей бабушки, уже мял подошвами землю на годека́не[2] и, щуря глаза на стоящее над горой солнце, взывал к разуму сельчан. Хотя, правду сказать, с тех пор как черная зараза потекла по нашему краю, даже к Патаху редко кто прислушивался.

– Где это видано? – вопрошал Патах. – Надеть черное, как будто в доме кто-то умер, когда в доме никто не умирал! Ва-а-а, такие вещи разве можно делать? Не по нашей вере это, – крутил он кривым пальцем возле себя. – Так, что ли, ходили Марьямины бабушки в дни кроме траура? Так, что ли, наши предки делали? Почему я должен делать, как делали предки каких-то арабов, от которых пришла эта зараза? Я хочу делать так, как мои предки делали!

Заложив руки за спину, Патах поплелся в сторону озера, по берегу которого любил прохаживаться в одиночку. Ведь, признаться честно, кроме чабана Хочбара и Камала, младшего сына Патаха, на годекане в тот час никого и не было, а слова Патаха, произнесенные с обидой, улетели туда же, куда с недавних пор улетали слова всех стариков. Аллах-Аллах, всевидящий, милосердный, разве не потому наше село скоро полетело в пропасть, что слова стариков потеряли вес?

Продолжить чтение

Вам может понравиться: