Ну, здравствуй, муж!

Шаша лениво обмахивалась веером. Так же лениво текли ее мысли. Предстоящее выступление уже не внушало того трепета, с каким она выходила на сцену впервые. Все давно превратилось в рутину. Сотни раз отрепетированный танец вкупе с привычными иллюзиями, пьяные разговоры самодовольных хозяев, которых она будет слушать очень внимательно, и опять бесконечная дорога, на этот раз в столицу.
«Завтра я уже буду дома! Высплюсь, наконец, в мягкой постели, - Шаша с треском сложила веер. – Боже, хоть бы какой ветерок!»
Она откинула полог, чтобы с горечью убедиться, что снаружи еще жарче. Медленное покачивание верблюда усыпляло, но позволить себе вздремнуть перед выступлением она, танцовщица, чье имя гремит по всему Песчаному Хаюрбату, не могла. Сон и жара сделали бы ее вялой. И головная боль не замедлила бы явиться.
- Дани, скоро до места?
Мужчина, с ног до головы одетый в белые одежды, оставив неприкрытыми только глаза, поровнял своего коня с верблюдом танцовщицы. Сдвинув рукав, взглянул на наручные часы.
- Часа через полтора. Оазис Вари-дага находится в самой северной точке Хаюрбата, - вглядевшись в кислое лицо собеседницы, сочувственно спросил: - Устала? Может, хочешь размяться?
- Чтобы набрать полные башмаки песка? Нет, уволь.
- Дани?! – капризный голос из паланкина, установленного на плетущемся следом верблюде, заставил мужчину поморщиться. – Я хочу размяться! Помоги мне слезть!
Шаши рассмеялась, но тут же прикрыла рот рукой.
- И как она все слышит? – мужчина не стал разворачивать коня, он дождался, когда верблюд Толстушки Зу доплетется до него.
Спешившись, воин протянул руки, чтобы поймать женщину, уже высунувшую остроносую туфельку из-за полога. Такому маленькому размеру позавидовала бы любая красотка, но то, что показалось следом, заставило бы напрячься любого мужчину, не будь он таким же высоким и сильным, как Дани.
«Наша Жабка», как он называл ее наедине с друзьями, с грацией той же амфибии соскользнула к нему в руки. Если бы не полусогнутые ноги и готовность принять груз, Дани наверняка завалился бы на спину, но он выстоял. Жабка сделала несколько разминочных шагов, во время которых ее тело колыхалось, как плохо сваренный студень. Полупрозрачные одежды не скрывали ни полушария объемной груди, лежащей на животе, ни выпуклую попу, на которую при желании можно было спокойно поставить сосуд с вином, но Толстушку Зу нисколько не смущал ее вид. Мало того, она им гордилась. Рожденная в Шаму, где эталоном красоты всегда служила бочкообразная фигура, и никакая иначе, Зу чувствовала себя среди артистов едва ли не единственной красавицей. В довершение ко всему природа одарила ее удивительным голосом: низким, чарующим, заставляющим кожу покрыться мурашками - сохранись у певицы такая же фигура, как у Шаши, магия голоса просто не проснулась бы в ней.
Дани, видя, как трудно Толстушке Зу сохранять равновесие, подставил локоть. Она с благодарностью приняла его и неспешно пошла вдоль замедлившего ход каравана. Капли пота струились по ее лицу, намокла ткань на спине, но певица упорно продолжала свой пеший поход.
- Сам виноват, - одними губами произнесла Шаша, когда Дани поднял на нее мученический взгляд. Она уже давно знала, что Толстушка Зу вступила с ней в необъявленное соперничество – ей нужно было все то, чего когда-либо желала или чему становилась обладательницей танцовщица.