Встреча с Михаилом

Пролог

Вдали уже виднелась хрущёвка-девятиэтажка. Огромными мазками на ветшающей стене был выведен номер дома: «21». Стало быть, вот это место, которое я смог наконец найти, опираясь на воспоминания парализованной женщины. Больше всего на свете она боялась, что её вновь сочтут за сумасшедшую. Я бы на её месте тоже боялся. Правда, нельзя было исключать того, что, возможно, рассказанное ею – бред; но постепенно мне удалось выйти на свидетелей происшествия и найти наконец нужный адрес.

Я подошёл к дому, посмотрел наверх: это был шестой этаж, но в каком парадном? Не торопясь доев мороженое, которое уже начинало подтаивать, я наугад набрал на домофоне «107». Потянулись секунды ожидания.

Именно здесь пару лет назад из окна выпала моя мать. За дорогу сюда она расплатилась несколькими переломами, провалом в памяти – и столь же внезапно вернувшимся рассудком.

1

Я всегда предполагал, что рано или поздно, сойду с ума. Глядя на матушку, последние годы проведшую в специализированных санаториях, я мог в этом не сомневаться. С отцом я почти не общался: сколько я помнил, он всегда боялся меня. Он иногда говорил, что в моём взгляде видит её. Не знаю, насколько это правда; во всяком случае, ни от кого больше я подобного не слышал. К тому же я не могу сказать, чтобы он боялся жену. Он даже со смехом заявлял, что с её способностями к счёту она могла бы с большим успехом выступать в цирке, а не работать бухгалтером. На что каждый раз она неизменно ровным голосом сообщала, что уже всё просчитала, и если бы за это платили больше, непременно устроилась бы туда. Вся атмосфера в доме была пронизана предопределённостью. Не знаю, почему, но я знал, что когда мне исполнится восемнадцать, матушка начнёт впадать в молчание, граничащее – тогда это слово не было в ходу – с аутизмом, и семья распадётся. И даже когда страна разваливалась, а по телевизору передавали «Лебединое озеро», матушка пробормотала только, что лет на пять у неё денег хватит, а дальше мы с отцом как-нибудь сами.

Через пять лет, спустя неделю после моего восемнадцатилетия, отец ушёл встречать маму с работы, но вернулся лишь на следующий день, один. Мамы не было. Она вызвала себе на работу «Скорую» и, хотя я не слышал, чтобы такое было возможно, они увезли её куда-то… Папа сказал, что в сумасшедший дом.

Через неделю от неё пришло письмо. Она сообщала, что с ней всё в порядке, что если от неё нужно согласие на развод, то он будет, нужно месяц потерпеть.

Через месяц пришло ещё одно письмо, в нём был указан адрес. Придя по нему, мы попали в приёмную нотариуса, где матушка написала согласие на развод, а также согласие на распоряжение её банковским вкладом, о котором до того момента мы и не знали. На вопросы, что происходит и почему здесь, она только грустно улыбалась.

Как мы узнали позже, вскоре её признали недееспособной; следующие годы она жила в психиатрическом диспансере – за свой счёт. Как я понял, это было нечто вроде дорогой гостиницы, откуда она могла уезжать когда захочет. Зачем ей это понадобилось, я не знал. С нами мама перестала общаться. У неё всегда всё было рассчитано заранее.

2

Мороженое, окончательно ослабев под лучами вечернего солнца, соскользнуло с палочки, и я едва успел отдёрнуть ногу. Пиликанье домофона прекратилось, никто так и не ответил. Спустя минуту я набрал следующий номер – 108. На этот раз в динамике послышался голос: