Лежу неубитый, живой - Яна Жемойтелите

Лежу неубитый, живой

Страниц

35

Год

2024

Кто мог бы представить, что военные фронты способны стать ареной для поэтических размышлений о любви и жизни? Студенты Литературного института имени Горького, оказавшиеся в гуще событий Советско-финской войны, были там по разным причинам — кто-то по призыву сердца, а кто-то по непредвиденной воле судьбы. Среди ледяных просторов и таинственных карельских лесов они не бросили свое творчество, продолжая вдохновенно писать и искать рифмы. Эти юные души, как весенние ручьи, распевали стихи под мрачное и холодное зимнее небо, однако каждый гул войны неумолимо уносил их в неведомые дали — такие поэты, как Борис Заходер, Арон Копштейн, Коля Отрада и многие другие, подвергались жестоким испытаниям времени.

Достоверность исторических событий пока ещё остаётся неясной, однако повесть Яны Жемойтелите берёт на себя смелость рассказать о судьбах этих творческих натур. Она делится своими ощущениями: «Два года назад, на одной литературной встрече, я узнала о судьбе юных студентов, отправившихся в ряды добровольцев на Финскую войну. Они были не просто поэтами и мечтателями, а представителями поколения, которое стремилось реализовать романтические идеалы о служении Родине. Гибель их явилась для меня воплощением безжалостной несправедливости и породила жгучее желание изменить это прошлое, как бы это ни казалось наивным. Однако искусство предоставляет нам уникальный шанс – воссоздать забытые события так, чтобы вновь оживить души тех, кто ушёл навсегда. Когда мы погружаемся в их истории, они, словно призраки, всё ещё могут дышать в нашей памяти.»

Во время Советско-финской войны потери Красной Армии составили почти 392 тысячи человек из миллиона участвовавших в конфликтах. Однако история этих людей, их мотивации и путь к войне остаются в тени. Какие события погнали их на этот фронт? За какие идеалы они отдали свои жизни? И, что важнее, почему человечество упорно продолжает искажать прошлые уроки? Именно эти вопросы сподвигли меня на создание данной книги, чтобы напомнить о том, как важно помнить о жертвах, о мечтах и о любви, даже когда мир вокруг погружён в хаос.

Читать бесплатно онлайн Лежу неубитый, живой - Яна Жемойтелите

Глава 1

Политрук возник в вагоне на предпоследней станции перегона Москва – Петрозаводск, когда новобранцев вдрызг измотала тяжёлая дорога в теплушке. Ехали уже шестой день. Вагон с нарами и буржуйкой посередине стал почти родным домом на путях, забитых идущими на фронт составами. Сохранение жарко дышащего нутра печи составляло единственную цель и заботу в эти вечерние минуты, когда за стенкой теплушки царили темень и вьюга. Теплом печи хотелось не столько согреться, сколько раствориться в нём, вернув себе чувство полноценной жизни. Окоченевшие тела и души, пленённые холодом и печалью, желали только тепла. Уже Арон и Коля устали декламировать вслух стихи – свои и чужие, – а бойцы устали слушать. Миша Луконин пытался было вступить:

Падает снег, плещется,
вьётся у самой форточки,
В белой крупе мерещатся —
точки,
кружочки,
чёрточки…[1]

– Миха, заткнись! – грубо осадил Коля Турочкин. – Нет, в самом деле: который день этот снег, снег… А тут ты ещё…

И он грубо выругался на снег, чёрточки и кружочки, мелькавшие перед глазами.

– Ритмики тебе недостаёт, Луконин! Хотя замысел, может быть, и хорош…

Зима вроде бы катилась к концу, но морозы не отпускали. Стоило только высунуться из вагона, как лицо будто ударялось о ледяную стену – такой сухой и трескучий стоял мороз. Бойцы даже боялись загадывать, как же им придётся сражаться с врагом. Только Арон не унывал. Арончик, который и снег-то впервые увидел только в Москве, когда поступил на учёбу! У них на юге какая зима? Дождь да холодный ветер; противно, склизко. А тут зато какая красота!

Арон умел радоваться каждой мелочи: синичка ли проскочит на перроне, мелькнёт ли в слепом окошке теплушки холодное зимнее солнце, выскочит ли необычная рифма… Вот, кстати, к слову «истина» он долго подбирал рифмы. Нашёл: «истина» – «пристальна», «единственна». А к слову «правда», как ни странно, рифмы не находилось, как ни крути…

Правда состояла в том, что поэты, студенты литературного института имени Горького ехали воевать с Финляндией, этим маленьким империалистическим хищником, который клацал зубами на самых подступах к Ленинграду. Они были добровольцы – не спортсмены и не лыжники; хотя на Финской войне требовались в первую очередь те, кто умел ходить на лыжах. Те, кто не умел, уже полегли в снегах, застигнутые врасплох дикой стужей и лютым врагом, который будто и не принадлежал человеческому роду: с таким коварством финн расставлял ловушки за каждой сосной и с такой жестокостью мстил краснозвёздному недругу.

Далеко не все добровольцы хотели на войну. Тех, кто не хотел, склоняли на всех собраниях, клеймили позором, изводили придирками, обвиняли в трусости и в конце концов отчисляли из института. Были и такие, из числа спортсменов, которым сказали, будто бы они едут на лыжные сборы, а когда они узнали правду, было уже поздно выпрыгивать из вагонов-теплушек. Такова была правда Финской войны.

И только Арон Копштейн не унывал:

– Вот где мы посмотрим жизнь, ребята! Это почище любой творческой командировки! А какие стихи мы напишем про то, что видели, а!

До войны Арон успел выпустить несколько книжек на украинском, потому что, как он говорил, на украинском стихи сами собой писались и выходило оно так широко и напевно; а на русском получалось натужно. Хотя по дороге на войну Арон уже по-русски писал. И оставалось только недоумевать, как это: человек едет на фронт и пишет стихи? Хотя в теплушке все были одинаково молоды и одинаково поэты – за исключением здоровенного хохла Тараса Будко, которого тут же прозвали Будкой – за необъятную физиономию. Широкий в плечах, с низким лбом и маленькими глазками, обритый наголо, он походил бы на беглого вора, если бы не странное задумчивое выражение, застывшее на его лице.