Инструкция по выживанию для тех, кто не хотел выжить - Дарья Земерова

Инструкция по выживанию для тех, кто не хотел выжить

Страниц

30

Год

2025

После ухода моего мужа я не утратила себя, хотя внутренне боролась с этим. Я цеплялась за чашки с кофе, холодные простыни на постели, старые сообщения и ту хрупкую границу между прошлым и той реальностью, которую я не могла принять. Всем вокруг казалось, что необходимо идти дальше, но никто не объяснял, куда именно и с какой целью.

Это не рассказ о том, как я поборола свою боль; это скорее откровение о том, как я не справлялась с утратой. Я испытывала гнев, зависть к тем, кто все еще дышит, и страх перед собственной жизнью. Кажется, что горе не уходит, но со временем оно начинает отступать, давая возможность другим чувствам проявиться.

Я находила утешение в мелочах: в теплых солнечных лучах, пробивающихся сквозь занавески, в звуках дождя за окном, которые напоминали о старании природы продолжать свой путь. И между этими мгновениями я училась позволять себе ощущать радость, не чувствуя вины за то, что моя жизнь продолжается.

Я поняла, что горе — это не линейный процесс, а хаотическое путешествие, полное поворотов и неожиданностей. Это путь к самоосознанию, где каждая слеза, каждая улыбка становятся частью нового «я» — того, кто научился жить с потерей, но не позволил ей полностью затмить свою жизнь.

Читать бесплатно онлайн Инструкция по выживанию для тех, кто не хотел выжить - Дарья Земерова

– Распишитесь вот здесь, – говорит женщина за стойкой.

У неё идеально гладкие ногти. Цвет «винный закат». Я бы, наверное, так и сказала, если бы продавала эти лаки. Винный закат. Пепельный декаданс. Заметное отсутствие жизни.

– Это что? – спрашиваю.

– Подтверждение получения тела.

Я не подписывала ничего, когда его у меня отняли.

Шариковая ручка дрожит в пальцах. Кажется, я забыла, как писать, или как держать ручку, или как двигать рукой. В любой другой день я бы сказала, что у меня инсульт. Сегодня – просто пятница.

Расписываюсь.

Каракули на бумаге – доказательство того, что кто-то ещё жив. В смысле – я.

– Хотите взглянуть? – спрашивает она.

Хочу ли я. Что за дурацкий глагол. Хочу ли я посмотреть на мужа, который теперь числится в реестре нежилых. Я киваю, но не потому что хочу, а потому что если скажу «нет» – не смогу себе этого простить.

Она ведёт меня по коридору. Плитка под ногами скользкая, в голове – шум, как будто я под водой.

Дверь. Табличка.

Кусок мира, откуда теперь никто не возвращается.

Я смотрю.

Он.

Не он.

– Всё в порядке, – отвечаю я ей на самый тупой вопрос в мире, который можно задать человеку, который пришёл забирать мёртвое тело своего мужа.

Не знаю, почему. Наверное, чтобы кто-то из нас точно знал, что всё в порядке.

Я иду по улице и вдруг понимаю, что мне нечего сказать. Вообще.

Не то чтобы я раньше была особо многословной, но теперь – тишина. Даже внутри головы. А раньше он болтал за двоих. С серьёзным лицом рассказывал, как наш холодильник – агент под прикрытием.

– Варя, ты не замечаешь? Он каждый день делает вид, что работает, а на самом деле – следит. Камера в майонезе. Прослушка в огурцах. Холодный, расчетливый, бездушный. Настоящий бухгалтер КГБ.

– Так, – говорила я, – отставить конспирологию.

– А ты не думала, что именно так они и говорят, когда уже завербованы?

Он был дурак.

Мой дурак.

Я всегда смеялась, даже когда он пересказывал это в третий раз. У него была такая тактика – повторять, пока не надоест, а потом ещё раз, чтобы добить.

И каждый раз, подходя к холодильнику, он стучал по дверце, как по сейфу, и говорил:


– Работай, падла. Я тебя раскусил.

Он мог быть серьёзным, мог быть гениальным, но чаще был вот таким – моим антигероем комедийной сцены. И я скучаю даже по этому. По особенно тупым шуткам, по тому, как он потом спрашивал: «Ну признай, смешно же было?»

И ведь было.

Боже, как же было.


Я вернулась домой в 17:43, не потому что хотела. Просто больше некуда было идти. Дверь открылась слишком легко, как будто не знала, что сегодня ей положено скрипеть траурно. Внутри пахло мятой и пылью. Мята – потому что чайник в последний раз кипятился три дня назад, когда он ещё был жив. Пыль – потому что никто не готовится к смерти по расписанию. Я положила ключи на полку. Они упали. Не в первый раз. Мы сто раз обсуждали, что полка неудобная, но каждый раз забивали.

– Надо бы заменить, – пробормотала я.

Тишина не ответила. Я прошла на кухню. Его чашка стояла у раковины. Краешек сколот. Мы всегда спорили, выбросить её или нет. Он говорил, что она – как мы. Небольшая трещина, зато держит тепло. Я оставила её на месте.

Он умер от глупости. Не какой-то поэтической, не от тоски, не от зла. От одной маленькой артерии, которая решила, что может взять выходной.

Инсульт.