Загнанная для дракона

– Кто поймает эту очаровательную дичь, имеет право делать с ней всё, что угодно!

От этих слов из меня словно дух выбило. Они повисли в воздухе, густом от запаха роскошных духов.

И только сейчас я поняла: дичь – это я.

Внутри, где раньше билось сердце, теперь зияла черная пустота.

Она ушла. Я её отпустила. И за это… меня отдадут на растерзание.

Вот чем обернулась моя жалость к той несчастной!

– Раз моя супруга освободила пленницу, – продолжал муж, граф де Мальтерр, поворачиваясь ко мне, – то теперь займет ее место. Я считаю, что это будет справедливо.

– Хассен, ты… Ты шутишь? – выдохнула я, и мой голос предательски надломился.

Мои пальцы сами сжались в кулаки под кружевами рукавов.

Муж, которого я ещё недавно почти боготворила, улыбнулся – той самой улыбкой, что заставляла мои колени слабеть ещё вчерашней ночью. Теперь она казалась мне улыбкой палача, любующегося своей жертвой перед казнью. Он подошёл ближе, снял перчатку и провёл тыльной стороной ладони по моей щеке – медленно, почти нежно. Но его прикосновение было хуже удара.

– Нет, дорогая Серафина, я не шучу, – прошептал он, пальцем касаясь моей щеки и заботливо заправляя волосы мне за ухо.

Он склонился ко мне, нежно гладя пальцами мою шею.

– Сегодня у нас дичь – ты, – шепот обжег мое ухо. – Вместо той, которую ты выпустила по доброте душевной.

Его рука скользнула по моему роскошному корсету, задержавшись на моей груди.

– Сама виновата, – прошептал муж. – Я же оберегал тебя от всего этого… Защищал… Но ты решила вмешаться… Что ж, будь по-твоему.

Грудь сжала судорога. Воздуха не хватало. Я стиснула зубы – чтобы не закричать: «Вы что тут? Все с ума посходили?!»

Муж резко взял меня за подбородок, задирая его вверх.

– Эта пленница была очень… очень важна для меня. А теперь она сбежала. По твоей милости…

Рука мужа резко отпустила меня. Я отшатнулась, глядя затравленным взглядом на собравшихся вокруг нас разодетых гостей в масках. Глаза за прорезями блестели, как у голодных зверей.

– На графиню мы еще не охотились! – воскликнул чей-то хриплый голос, и в нём звучал такой откровенный, животный аппетит, что мне стало дурно.

Я забыла, как дышать. Лёгкие сжались, как кулак.

– Да, дичь у нас сегодня изысканная! – заметил муж, а я попыталась уйти, но нас обступили со всех сторон. – Куда пошла, дорогая? Не терпится бежать? Успеешь еще! Наслаждайся последними секундами тепла. Хочешь, тебе принесут бокал вина? Так сказать, мой прощальный подарок.

Две пары рук, обтянутых чёрной замшей, вырвали меня из ступора.

Платье – шёлк, расшитый серебряными нитями, подарок к балу, – разорвалось с треском. Бриллианты, что украшали обруч в моих волосах, звякнули на мраморе. Меня оставили в тонкой рубахе, которую я стыдливо пыталась собрать руками на груди.

Я стояла босиком на холодном полу, не зная, что делать.

– Красавица, не так ли? – усмехнулся муж, когда я смотрела на собравшихся зверей с бокалами в руках.

А ведь еще десять минут назад, пока я была хозяйкой бала-маскарада, а не дичью, гости казались мне людьми вежливыми и утонченными.

Ровно до тех пор, пока стражник не вбежал в зал и что-то шепнул мужу. Тот побледнел и замер.

– Что значит, пленница пропала? – нахмурился Хассен, и настроение его резко изменилось. Он в гневе бросил бокал себе под ноги, и тот разлетелся на мелкие осколки.