Уродина

I

Привет! Меня зовут Виолетта Грано́ва. И я родилась обычным ребенком…

Первые странности начались к шести месяцам. Родители стали замечать необычные перемены в моей внешности. Нет, угольно-черная шевелюра на фоне неестественно белой кожи их не удивляла – этим я пошла в отца. А вот появившийся сиреневый оттенок в радужке ранее младенчески-голубых глаз вызвал у них широкий спектр эмоций. Непонятную аномалию сначала обсуждали в семье. Но поскольку она у нас была небольшая: мама, папа и, собственно, я (у меня, по понятным причинам, объяснений не было), то версии быстро закончились. Решили привлечь специалиста – детского врача, который меня планово наблюдал. Начались всевозможные обследования, которые продлились около полугода, и чередовались с простым наблюдением в надежде на то, что «само пройдет». Не прошло. Анализы идеальные, глаза фиолетовые. Да-да, к моему первому дню рождения аномалия вошла в полную силу – от голубого цвета не осталось и следа, как и от надежды на то, что проблема рассосётся. Надежда Ивановна, мой педиатр, врач с большим стажем, разводила руками, и каждый раз клятвенно обещала связаться с очередным светилом науки в поисках причины моей фиолетовости. Феномен, конечно же, вызвал в научных кругах большой ажиотаж, но отдать своё чадо на растерзание заумным фанатикам родители наотрез отказались. Подумаешь глаза фиолетовые, в остальном же ребёнок нормальный. Здоровье крепкое. За целый год жизни ни разу ничем не заболела, даже зубки выросли без капризов и бессонных ночей. В общем родные меня любили, холили, лелеяли, и защищали, как могли. Чего не скажешь об остальных жителях нашего провинциального городка. Люди шушукались за спиной родителей, когда они выводили меня на прогулку, не позволяли своим детям со мной играть (вдруг заразно), а еще называли меня уродом. Не без основания, конечно. Просто однажды в наш город заявился какой-то там профессор генетики с очередной попыткой уговорить моих родителей на «более детальное обследование». И вот этот светило науки с фанатично-лихорадочным блеском в глазах выдвинул версию о том, что у меня генетическая мутация – генезис Александрии. Диагноз вроде как мифический, но его сказочные симптомы у меня определённо просвечивали. А раз так, то «такое необычное уродство генов просто жизненно необходимо изучить» (читать как – очень хочется Нобелевскую премию). Папа, недолго думая, послал дипломированного товарища по широко известному адресу. Эта история наделала много шума. Даже в газетах писали. В общем, так я получила известность, и прозвище.

Время шло. Я росла, познавала мир (в моём случае не очень дружелюбный), закаляла характер – а как иначе, если ты практически изгой? Училась принимать себя такой, какая есть. Ведь с прозвищем Уродина трудно иметь высокую самооценку. Но всё было не так уж и плохо. Несмотря ни на что, я была добрым оптимистичным ребенком. У меня была дружная любящая семья. А когда страсти вокруг моего уродства улеглись (никто из детей так и не заразился), я стала вполне полноценным членом общества. Почти полноценным. По мере взросления у меня появлялись новые особенности. Сначала выяснилось, что моя белая кожа не загорала и не сгорала на солнце. Всегда идеально ровный белый цвет. С едва заметным мерцанием. Бонусом шло полное отсутствие волос на всем теле, кроме головы. То есть косища толщиной с руку, густые черные брови и ресницы, и всё – это весь мой волосяной запас. Какая девчонка о таком не мечтает? А если этого у неё нет, то что? Правильно – завидует той, у которой есть (еще одна брошенная шишка в мой затылок). Но, слава Богу, не все люди одинаковые. И в школе у меня все-таки появилась подруга. Женька! Моё рыжее зеленоглазое чудо! Она стала для меня целым миром. Моей защитой и опорой. Эта неугомонная фурия неистово лупила всех, кто называл меня уродиной. И даже тех, кто просто коверкал моё имя с Виолетты на Фиолету. В итоге долгих и болезненных дебатов все сошлись на сокращенной форме – Вилка. Ну как сошлись? Поначалу Женька носила в школу вилку, и каждый раз щекотала ей нервы тем, кто меня так называл. Она подносила сей столовый прибор к глазу обидчика, и рычала: «Повтори!!!». Пришлось провести с ней разъяснительную беседу, в ходе которой я клятвенно заверила, что имя Вилка мне очень даже нравится. Во всяком случае больше, чем одноглазые и обозлённые одноклассники. Мы с ней над этим от души посмеялись, и смирились.