Счастье на бис

Все герои вымышлены, все совпадения случайны

В доме тихо. Только здесь, почти в лесу, начинаешь понимать, что такое настоящая тишина. В городе, даже если ты в квартире один и окна плотно закрыты, доносятся посторонние звуки: у кого-то сработает в машине сигнализация, кто-то из соседей пустит воду в ванной, а этажом выше ребенок вздумает попрыгать через скакалку, пусть и в половине двенадцатого ночи. Собственный дом, окруженный высокими соснами и буками, к тому же стоящий на отшибе, позволяет узнать истинную тишину и научит ею наслаждаться.

Сашка сидит на крыльце, прижавшись затылком к еще теплому, нагретому солнечными лучами дереву перил. В руке тлеет сигарета, дожидаясь следующей редкой, но глубокой затяжки. Ее единственная за день сигарета. Уступка старой жизни, которая закончилась в тот день, когда он перешагнул порог ее дома. Очень неуверенно перешагнул, на ногах он тогда держался не слишком хорошо. Сейчас лучше. Это тоже уступка, теперь уже со стороны костлявой. Тогда Сашка его вырвала, выцарапала. Не столько знанием – уж знаний у столичных эскулапов было поболее. Скорее характером. Упертостью своей. Сжала зубы, прорычала «не отдам». И не отдала. На сколько раундов еще ее хватит?

Сашка прислушивается, не доносится ли из дома знакомый голос. Самый знакомый на свете. Всеволод Алексеевич утверждает, что с возрастом голос становится ниже. Как-то взялся на примерах ей доказывать, разбирать, в какой тесситуре пел в молодости, в какой под конец.

– Разница в половину октавы! – Он размашисто подчеркивал что-то в нотах, в которых Сашка все равно ничего не понимала. – Видишь?

– Вижу, – кивала она.

Но не слышу. Молодой Туманов ее вообще мало волновал. Для нее голос оставался тем же самым. Пусть поет в любой тесситуре. Пусть ворчит на телевизор и изгаляющихся в нем политиков. Пусть доказывает, что ему хочется. Только бы не хрипел, сдавленный астматическим кашлем.

Двери, выходя на крыльцо, Сашка не закрыла. Ни в его комнату, ни во двор. Чтобы услышать, если понадобится. Она тщательно следит, чтобы телефон всегда был при нем, включенный, заряженный, с ярким экраном и быстрым набором ее номера. Но он все равно чаще зовет, чем звонит. Ему так привычнее. А она привыкла слышать его из любой комнаты. Но двери все равно старается не закрывать, если позволяет погода. Сегодня позволяет. Первый по-настоящему весенний день, хотя на календаре середина апреля. Если тепло продержится хотя бы неделю, зазеленеют деревья, покажется первая трава. И Всеволод Алексеевич, бродя по их огромному участку, будет восторженно звать ее тем самым голосом.

– Саша, иди сюда. Посмотри, яблонька зацвела!

И ей придется, бросив на плите кастрюлю, спешить на его зов любоваться яблонькой. Сашке сад даром не нужен. Когда они переехали, выяснилось, что сад безбожно запущен, многие деревья давно одичали. А у него оказался дар – что ни посадит, что ни привьет, все приживается. И нравится ему в земле возиться. Сил только маловато, Сашка как увидит, что он ведро с удобрениями тащит или саженец очередной с нее ростом, так сердце кровью обливается. И не скажешь же ничего, не заберешь. Обидеть его она боится не меньше, чем потерять.

– Только не преврати его в комнатную собачку, – сказала ей Тоня еще тогда, в самом начале, когда сам Всеволод Алексеевич не расставался с кислородной маской и по этой причине был не слишком разговорчив. – Он тебе не простит.