Несмотря на то, что в городе настал вечер, у патрульно-постовой службы милиции начинался рабочий день. Да, именно, в то время, когда большинство людей возвращается с работы домой, милиционеры только-только приступают к своей.
Сегодня мне повезло, командир роты, планировавший наряды на службу, поставил меня вместе с Максом Черновым в автопатруль. А это означало, что ближайшие как минимум восемь часов мы практически полностью проведем в старом тентованном УАЗике. И пешком нам придется ходить гораздо меньше, чем обычно, когда мы работали в пешем патруле.
С Максом работать мне нравилось. Он еще совсем недавно был моим стажером. В милиции существует практика, когда новый сотрудник устраивается, его сперва назначают стажером на три месяца, а затем, если он успешно проходит стажировку, уже переназначают на должность милиционера. У каждого стажера есть свой наставник. Это один из наиболее опытных сотрудников, который должен учить стажера на первых порах. Максу наставником назначили меня.
Думаю, не надо пояснять, что в начале двухтысячных то, что в советское время воспринималось как норма, уже даже звучало как анахронизм. Обычно сам факт наставничества являлся формальным и воспринимался лишь как пережиток. Если раньше любили назначать ответственных и брать шефство над всеми подряд, указывая на коллективную ответственность и все такое, то сейчас, с приходом нового времени в котором на пьедестал ставилась индивидуальность, эти обязанности оставались лишь красиво прописанными словами в приказах и отчетах. На практике выходило совершенно иначе. Объяснялось все просто: мне за это не доплачивают. И поскольку, действительно, не доплачивали, значит и взваливать на себя дополнительные обязательства никто не горел желанием. Таким образом получалось, что, стажировка была личным делом самого стажера. Что в общем-то вполне справедливо. В конце концов, он уже взрослый человек, отслуживший срочную службу в армии, и прийти на службу в органы внутренних дел было его личным выбором. Но тем не менее, надо отметить, что если стажер проявлял любознательность и интересовался службой, то его вопросы не игнорировали, стараясь все объяснять и показывать. На таких стажеров всегда смотрели с одобрением, помогали им.
Но с Максом все было куда сложнее. Он вообще был необычным человеком и мало кто вообще надеялся, что ему удастся пройти стажировку. Даже внешне он больше походил скорее на какого-нибудь гопника, чем милиционера, пусть даже и будущего. Высокий, худощавый, с впалыми щеками и тонкими руками, сплошь покрытыми татуировками. В начале нулевых татуировки в основном делали люди, отбывавшие наказание в виде лишения свободы. И даже среди них далеко не все были с татуировками. Обычно их наносили те, кто выбрал для себя преступную деятельность в качестве основного промысла (таких называли профессиональными преступниками), либо просто глупцы, поддавшиеся на разговоры о блатной романтике. Первым путь в органы внутренних дел был закрыт по понятным причинам, тогда как последние иногда все же просачивались в милицию. В то время уже начал сказываться кадровый голод, который впоследствии достиг куда больших масштабов. Кадровики (работники кадрового аппарата) всеми силами старались выполнить указания начальников и как могли боролись с нехваткой свежих кадров. А могли они лишь одно – уменьшать требования к кандидатам. Что они и делали, помогая им проходить сложные психологические тесты и сдавая за них письменные экзамены. Да-да, не удивляйтесь: кандидату при поступлении нужно было написать собственноручно свою биографию. Это удивляло меня в свое время и только чуть позже я понял, что нет способа проще, чтобы понять, кто перед тобой на самом деле. И, если в беседе еще можно ввести собеседника в заблуждение, обладая кое-какими навыками общения, то в письменной речи сделать это гораздо сложнее. В общем, хочешь узнать человека, почитай то, что он пишет. В Советском Союзе далеко не все были дураками, как нам пытались внушить потом, после его развала…
