Этот разговор не имеет смысла

Прошло всего пять часов с момента, как капитан Васильева активировала протокол «Контакт-2». Это был далеко не первый её «первый контакт», но каждый раз она ловила себя на удивлении: за считанные часы враждующие нации, расы и даже виды забывали о распрях, созывали переговоры и выбирали делегатов.

Конечно, планетам доинформационной эры требовались недели, чтобы просто собраться в одном месте, но на то и существовало приложение «Контакт-2А» с его многочисленными синхронными высадками. Васильевой этот протокол никогда не нравился, несмотря даже на то, что она сама написала добрую половину инструкций протокола. Слишком много полётов, согласований и бумажной работы. По правде говоря, «Контакт-2А» и доинформационные планеты не нравились никому, кроме заядлых исследователей исторических параллелей и редких праздных туристов.

Планеты же, вступившие в период моментальной передачи информации, справлялись за считанные часы. Иногда даже не отвлекаясь от собственных конфликтов. Пока правители нервно обсуждали угрозы с небес, менее высокопоставленные граждане самозабвенно продолжали всячески истреблять друг друга.

Этот раз не стал исключением. Всего пять часов – и местные подтвердили готовность и прислали координаты места встречи. Три минуты – дойти до командного шаттла. Двенадцать – спуститься на поверхность. Одна – пересечь ярко-сиреневую лужайку и зайти в одиноко стоящее бунгало. Капитан не обманывалась мнимым спокойствием, за её посадкой точно следили. Местные всегда следят. Ставят по периметру охрану и шпионов, которые больше шпионят друг за другом, чем за пришельцами, и охраняют делегатов больше от местных же угроз и провокаций.

Капитан аккуратно прикрыла за собой дверь бунгало. До конца дверь так и не закрылась.

– Вы не дали нам выбора, – вместо приветствия печально-осуждающе сообщил единственный выбранный представитель планеты. Голос местного был скрипучим и шелестящим, а язык – полон щёлкающих и шипящих звуков. Автоматический нейропереводчик тут же наложил поверх пощёлкивания понятный вариант. Голос, выбранный переводчиком, звучал даже не старым – древним.

– Я капитан корабля, и я выполняю свой долг перед моей и перед вашей планетой, – отчеканила Васильева. Поверх её слов из динамиков скафандра раздались щелчки.

Местный вздохнул. Он был похож на постоянно шевелящуюся гору лиан, со сморщенными серыми листьями и сухими усами, торчащими в разные стороны. Скорее растение, чем животное. Куст. Васильева никак не могла найти у этого существа глаза, и от этого было некомфортно. По стогу лиан несколько раз прошла рябь. Будто бы человек, силясь подобрать слова, шевелил губами. Тишина затягивалась.

Следуя протоколу, капитан Васильева представилась. Делегат представился в ответ. И конечно же, они оба не то, что запомнить, но даже и воспроизвести имена друг друга были не в состоянии. Бессмысленный акт вежливости.

– Ты ничего нам не должна, – невозмутимо вернулся к, казалось бы, забытой теме местный. Нейропереводчик добавил в свой вариант долю удивления. Переводчик редко ошибался с интонациями. – Раз уж ты тут, присаживайся к моему шээрьягчсш.

Представитель планеты сидел прямо на полу. Переводчик не осилил специфичный термин, вполне вероятно, потому, что на Земле не существовало аналогов, но Васильева уже выцепила намётанным капитанским взглядом свитую из украшенных тонкой резьбой кореньев вазу, которая вполне подходила на роль эндемичного духовного символа или ритуального предмета. И скорее всего не являлась ни тем, ни другим, потому как нейропереводчик вполне мог заменить термин описанием, тем более, таким простым. Сбой обозначал полное отсутствие такого понятия у носителя. Нечто чуждое, возможно, непостижимое.