1. 1
— Это конец, Соболев, — роняю безжизненным голосом. — Сегодня я подала заявление на развод. Тебе нужно будет заехать в ЗАГС и поставить свою подпись.
Никогда не называла его по фамилии. И это дается с диким трудом и тяжестью в сердце.
До чертиков непривычно звучит.
— Что ты сделала? — переспрашивает он, явно шокированый такими словами.
Так и застывает посреди гостиной, в которую совсем недавно мы выбирали новую мебель.
Долго спорили о том, какой диван будет лучше смотреться. Черный или бежевый.
Выбрали черный, как хотел он, обосновывая тем, что когда появится ребенок, я буду рада, этому выбору.
Это воспоминание полоснуло ножом.
Хочется истерично рассмеяться. Все планы на будущее теперь собственноручно перечеркиваю одним махом.
А точнее одной подписью.
— Я сегодня не буду собирать вещи, — пялюсь в одну точку, ощущая будто эти слова говорю совсем не я. — Заеду за ними завтра, или в другой день, когда ты будешь на работе.
Пыталась сделать это целый день, пока он не вернулся домой, но лишь села посреди комнаты прямо на пол, обняла себя за колени, уткнувшись в них лбом, и просидела так несколько часов.
— Что ты мелешь, Олесь? — пытается держать себя в руках, говорит спокойно. Но я отчетливо вижу, как сжаты его кулаки и напряженно ходят скулы на лице.
Он жутко зол. Его Олеся я слышу крайне редко и оно разительно отличается от привычного «малыш».
Представляю, что больше никогда в жизни от него этого не услышу и дурно становится. К горлу подступает ком, а к глазам слезы.
Но не плачу. Выплакала все вчера и сегодня, когда выходила из ЗАГСа.
— Ты можешь объяснить, что случилось? — с напором спрашивает, обжигая холодным взглядом. — Что за очередные заморочки?
Его слова обжигают. В разы увеличивают обиду внутри меня.
Он ничего не знает.
Не может даже подумать о том, что я месяц не могла придумать, как сказать ему о беременности.
Не представляет, что я пережила вчера, когда у меня открылось кровотечение и я добиралась в больницу.
Сама.
Не смогла дозвониться до него, потому что он не брал трубку, а вечером, когда вернулся домой, сказал, что был завал на работе.
Он даже не догадывается, что я видела его вчера.
В той самой больнице, в которую приехала сама.
В той самой, где мне сказали, что у меня выкидыш и заверяли, что на таких ранних сроках это бывает часто. Успокаивали и убеждали, что в будущем все будет хорошо. Никаких проблем с зачатием не возникнет.
А я ревела и не знала, что ранило меня сильнее.
То, что ребенка, о котором я не успела рассказать мужу, уже нет.
Или то, что я только что видела этого самого мужа с другой девушкой.
Он помогал выйти ей из кабинета травматологии, придерживая за руку.
А потом, дома, просто взял и соврал.
И это сам Соболев, черт его дери.
Который больше всего в жизни ценит и уважает честность.
И было бы лучше, если бы я не знала, что за девушка была рядом с ним вчера.
Вот только я знаю.
И от этого еще больнее.
— Я все сказала, — сухо отрезаю я и направляюсь в прихожую. — Не затягивай, пожалуйста. Хочу как можно скорее вернуть себе свою фамилию и избавится от твоей.
— Это твое окончательное решение? — он напряжённо скрещивает руки на груди, следуя за мной, а потом облокачивается спиной в стену, продолжая сжигать меня своим взглядом. Испепелять до тла.
