Все жанры Все авторы
Площадь Соловецких Юнг - Константин Уткин

Площадь Соловецких Юнг

Страниц

70

Год

2009

Замедленный взглядел на него безнадежно, часто оттирая слезы, но не сопротивлялся и протиснулся до кабинета, и опустился в кресло, и безнаправно уставился на экран...- Ну, прочитай... вот это прочитай...Замедленный шевелил губы, повторяя становящиеся черными на экране столбцы строк...- Хорошие стихи... чьи это? - Да твои же!! Ты сам говорил - опаздывал я всегда, вот я тебе псевдоним и придумал - Замедленный... ты не обиделся? - Замедленный? - горько усмехнулся старик, который сумел взять себя в руки и, кажется, даже протрезветь... - да, Замедленный... лучше и не скажешь... мои стихи, говоришь? Правда, похоже... только очень ранние... что-то у меня там подобное было...да, было...а может, и не мои... Добавленная информация: Взгляд Замедленного был наполнен смесью грусти и непонимания. Все его мечты и страстные размышления были запечатлены в этих строках, которые вызывали у него память о давно утраченной молодости. Его сердце болело от осознания захолустности его собственного таланта, который он так медленно, как и всегда, обнаружил. Он стиснул кулаки, стремясь справиться с путаницей и разочарованием в своем собственном творчестве. Но в глубине души он улыбался, зная, что хоть и запоздал, но всегда мог найти способ выразить себя через слова.

Читать бесплатно онлайн Площадь Соловецких Юнг - Константин Уткин

Глава 1

Славик был рад подвернувшейся работе – даже не работе, а должности, ибо всю свою недолгую жизнь он проповедовал и доказывал верность собственным примером установке – где бы ни работать, лишь бы не работать. Одно время он мечтал о пожарной охране, вдохновленный рассказами друга, который, прослужив часть положенных двух лет в пожарке, принес на гражданку только самые лучшие про нее воспоминания. О тяжести пожарных нарядов – спишь перед нарядом, спишь во время полетов, спишь после наряда – в основном. Но так же он рассказал и о пожарах. Особенно живописал вспыхнувшие во время морозов боксы с аэродромными машинами, и как пришлось проливать черные дымящиеся руины при сорокаградусном морозе – когда не сгибались оледеневшие рукава и струя воды падала на уголь уже наполовину замерзшей… Вот это Славика как-то не впечатлило. Так же очень не хотелось вытаскивать из огня замерших в позе боксера людей, не хотелось случайно оказаться под прогоревшей рухнувшей кровлей…

Так что служба в пожарной охране отпала сама собой. Из должностей, максимально подходящих под девиз всей жизни Славы, оставалась милиция – но к такой службе он, потомок советских лагерников, испытывал какое-то настороженное, брезгливое отвращение. Умом понимая, что нельзя всех грести под одну гребенку, что везде и всегда существуют порядочные люди и все-таки их больше, он не мог не поддаться разгулявшейся в стране уголовной вакханалии. Братва, опьянев от легких денег и запаха крови, проливающейся еще более легко, с бычьей прямотой навязывала испуганному обывателю свое мировоззрение – и если старшее поколение, ошеломленное скоростью, с которой развалился казавшейся вечным гигант, прильнуло к экранам и тихо спивалась, молодежь принимала воровскую культуру с восторгом.

Слава не хотел участвовать в грызне возле жирных кусков; одновременно не желал и вкалывать от гудка и до гудка – как всю жизнь пахали его избежавшие лагерей предки. Да, собственно, и пахать то уже было негде – огромные территории заводов покрывались березовой порослью, между тоненьких стволов ржавели остатками чудовищ тонны металлолома, в цехах гнездились птицы. Заводы тоже выживали, как могли – помещения сдавались все той же братве под склады и конторы– однодневки, в бывших раздевалках селили хохлов и азиатов, приехавших на заработки.

Можно было пойти по излюбленному синими воротничками пути и стать учителем – самая нетворческая из всех творческих профессий прекрасно кормила, пока страна была в силе. Но беспалый алкоголик с перебитым носом скорешился с молодым заокеанским развратником – и послушно выполнял команды молодой, но зажравшейся и обнаглевшей страны по уничтожению собственного отечества. Колосс, действительно, оказался на глиняных ногах – но ликующим буржуям оказалось мало уничтожения опасного для них строя, для полной победы понадобилось уничтожить само население великой страны.

Подонок, олицетворяющий продавшиеся дяде Сэму круги, сделал все, о чем его просили – легким движением изуродованной руки лишив страны будущего, здоровья и безопасности. За гранью нищеты оказались врачи, учителя и военные. Люди, отвечающие за моральное здоровье детей, за здоровье граждан и безопасность Родины были в буквальном смысле слова выброшены на помойку – и Запад ликовал.

Вам может понравиться: