Проколы во времени

Фернанда – смуглая, жилистая, с растрепанными прядями черных, как обсидиан, волос, прилипших к вспотевшему лбу. Ее глаза – огромные, янтарные, полные страха и упрямства – метались между валунами, но тело оставалось неподвижным, словно высеченным из той же породы. Пыль и крошечные камешки впились в щеки, кровь на ладони подсохла – царапины от падения, когда она пыталась укрыться. Дыхание сбивалось, но она заставляла себя задержать его, словно могла исчезнуть, раствориться в холодном камне.

Пальцы, дрожащие, легли на спусковой крючок тяжелого «Магнума» – револьвера старой модели, чёрного, с матовым блеском, на котором уже проступили следы времени. Стальной барабан едва слышно щелкнул, когда она провернула его большим пальцем. 7,2-миллиметровые пули – крошечные для такого зверя, но всё, что у неё было. Холод оружия вселял в неё странное спокойствие, как будто металл понимал её страх и принимал его на себя.

Перед ней, всего в двух метрах, нависал гигантозавр. Глыба живой плоти и силы. Его массивное тело переливалось фиолетовыми и серыми оттенками, кожа выглядела будто покрытой броней – каждая чешуйка напоминала металлическую пластину. Из под брюха клубился жар, как от двигателя, и в такт его дыханию дрожала земля. Узкие, ярко-жёлтые глаза двигались нервно, вынюхивая запах добычи. Из длинных ноздрей вырывался пар – резкий, влажный, пропитанный духом гниющего мяса. Шрам, пересекавший его левый бок от плеча до бедра, был старым, но грубо зарубцевавшимся – след схватки, возможно, с таким же чудовищем, как он сам.

Лес мезозойской эпохи вокруг дышал жизнью, но и угрозой. Воздух густой, тёплый, влажный, насыщенный ароматом папоротников, гнили и пыльцы. Над головами тянулись гигантские древовидные хвощи и араукарии, их кроны терялись в тумане. По стволам мелькали крошечные ящероподобные создания с перепончатыми лапками, свистели древние стрекозы размером с воробья, а вдалеке доносились глухие вопли – то ли зов, то ли предсмертные крики каких-то существ. Земля была мягкой, вязкой, местами покрытой слоем мха и влажных опавших листьев, по которым иногда с шорохом проскальзывали мелкие хищники. Здесь всё жило, двигалось, охотилось, выживало.

Гигантозавр шумно втянул воздух, шевеля кожистыми ноздрями. Его зубы – изогнутые, как сабли, по сорок сантиметров длиной – сверкнули в тусклом свете. Челюсти клацнули, как капкан, и звук разнёсся по ущелью. Он знал, что человек где-то рядом, чувствовал это, но глаза его не различали неподвижное тело – для него мир делился на движение и покой, всё остальное сливалось в серый фон. И только дыхание, только шорох могли выдать её.

Фернанда затаилась, почти теряя сознание от напряжения. Рука, вытянутая вперёд, едва заметно дрожала. Она смотрела прямо в пасть чудовища – влажную, тёмно-багровую, с капающей слюной, пахнущей разложением и кровью. От этого зловония желудок сводило судорогой, к горлу подступала рвота, язык прилип к нёбу. Она с трудом подавила спазм, стиснула зубы – только не сейчас, только не выдать себя.

И вдруг из-за валуна, чуть левее, раздался глухой рык. Низкий, тянущийся, с вибрацией, от которой дрожали камни под ногами. Второй гигантозавр вынырнул из-за деревьев, почти такой же, но крупнее, с более массивной шеей и гребнем на затылке, усеянным острыми костяными шипами. Его кожа отливала зеленовато-чёрным, глаза сверкали оранжевым пламенем. Он шагал медленно, но уверенно, мощными лапами разметая землю.