Битвы за цитадели Второй мировой. Осады, штурмы, капитуляции

© Соколов Б. В., 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Случаев успешной обороны крепостей во Второй мировой войне, т. е. случаев, когда крепость удалось отстоять и она не была захвачена противником, можно пересчитать по пальцам. Избежали падения только советский Сталинград и бельгийская Бастонь, оборонявшаяся американцами. Собственно, эпоха крепостей прошла еще в Первую мировую войну.

Во Вторую мировую войну крепости обороняли те армии, которые терпели поражение. Крепости, как правило, представляли собой важные железнодорожные узлы или морские порты, удержание которых отступающими, даже в условиях полного окружения, замедляло темп наступления противника и заставляло его расходовать силы и средства на осаду и штурм. В то же время, если данный транспортный узел или порт не играл существенной роли для развития наступления, его предпочитали блокировать, порой даже силами, уступавшими по численности гарнизону, и оставляли далеко в тылу. Крепостные гарнизоны не располагали значительным количеством бронетехники и транспортных средств, не говоря уже о горючем к ним, и не могли ударить в тыл далеко ушедшему неприятельскому фронту.

Часто крепости становились символами стойкости и мужества, призванными поднять моральный дух народа и армии. В СССР такими символами стали Одесса, Севастополь и Сталинград, а впоследствии – Брестская крепость, когда стало известно об ее подвиге. В Англии таким символом стал Тобрук, а в Польше – Вестерлатте и Варшава. В Германии в последние месяцы войны роль такого символа играл Бреслау, а в США – Бастонь. 27 марта 1945 года рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс записал в дневнике: «Как известно, американцам удалось зайти в тыл нашим войскам, обороняющимся на саарском фронте. Сражавшаяся на Западном валу армия была отведена слишком поздно, и значительная часть ее попала в плен. Все это определило и моральное состояние солдат. Но еще хуже обстояло дело с гражданским населением, которое в ряде случаев выступило против своих же войск и помешало им держать оборону. Даже большинство возведенных в тылу противотанковых заграждений захвачено противником без боя. Я упрекаю Слезину (Хорст Слезина – сотрудник министерства пропаганды, глава регионального управления пропаганды Вестмарка. – Б.С.) в том, что на западе не выкристаллизовалось ни единого символа сопротивления, наподобие тех, какими на востоке являются, например, Бреслау или Кёнигсберг. Он объясняет это тем, что население западных областей в результате вражеских воздушных налетов, длившихся месяцами и годами, до такой степени измотано, что предпочитает ужасный конец ужасу без конца. Я полагаю, что это связано также и с тем, что население западных районов по своей природе не столь способно к сопротивлению, как население восточных. Оно ведь живет в соседстве с Францией, сверхцивилизованной страной Европы, в то время как восточное население находится ближе к Польше и России, более примитивным странам Европы. Как бы там ни было, нельзя не отметить, что развитие событий на западе носит гораздо более неблагоприятный характер, нежели на востоке». Строго говоря, в тот момент Кёнигсберг еще не оборонялся как крепость. Он просто был административным центром Восточной Пруссии и стал неким символом для оборонявшихся там войск. Непосредственная же осада и штурм Кёнигсберга в качестве крепости заняли считанные дни.