Хутор моего детства

Степь – мой край родной, навек любимый

Каждое место на Земле, каждая страна и город, будь то мегаполис или скромный провинциальный уголок, по своему уникальны и неповторимы. Кому-то нравится лес, кому-то горы, но для рождённого в степи краше её нет ничего на свете.

На юге русской равнины привольно раскинулся край Тихого Дона. Прекрасна наша Донщина! Природные богатства и местоположение на протяжении тысячелетий притягивали сюда многие народы. С нашими степями связана история скифов, сарматов, печенегов, хазар, половцев и других народов прошлого. Были здесь и татаро- монголы, и татары Крымского ханства, и турки. Кишела степь Донская и ногайцами всяких мастей, которых именовали русичи «татарвой».

С тех пор, ушедших в историю времён, нескончаемая даль легла во все стороны неяркого, затянутого дымкой равнинного горизонта. Там и здесь вдалеке маячат силуэты степных курганов. Молчаливые свидетели минувших веков, сторожевые и могильные курганы, едва приметны среди бескрайних полей. Вдоль степных речек тянутся станицы, хутора, села, окутанные зеленью садов. А вокруг селений – поля.

Они огромные. Кажется, что у них нет ни начала, ни края. Поспевающая пшеница свешивает тяжелые колосья к родимой земле. К далекой кромке равнинного горизонта убегают тёмно-зеленые волны кукурузных стеблей, а их мохнатые белесые султанчики переливаются морской пеной.

Шуршат листья высокого подсолнечника, обратившего свой лик к солнцу. Полевые просторы расчерчены в разных направлениях строгими рядами лесополос, которые ныне стали здесь такой же неотъемлемой частью пейзажа, как бесчисленные древние могильники кочевников.

Бескрайние степные пастбища и замечательный травостой когда-то обеспечивали ценнейшим кормом скот многочисленных кочевых народов, а в недалёком прошлом – табуны и стада наших прадедов, дедов и отцов. В пору моего отрочества (после страшной войны 1941- 1945 годов) она была именно такой.

В первый же год после окончания жестокой войны волею судьбы я оказался в степном донском хуторе, где жили родичи моих родителей. О годах моей жизни у дедушки с бабушкой в том хуторе осталось множество воспоминаний. Одно из них, особо врезавшееся в память – это Донская Степь, которая за околицей хутора далеко расстилалась, сливаясь с Кубанской.

Она чарует, когда сияет в тёмно-синем небе лунный свет. Она прекрасна когда на бледно золотом востоке, от света которого уходило ночное небо, делаясь серым, зелёным, как вода, и лазоревым, горела, невысоко над землёй, большая звезда…

Звезда, переливаясь в пламени востока, таяла, и вдруг поднималось багровым шаром солнца над лесом, меняя вокруг все цвета.

Менялась степь и её частица отведённая для выпаса скота – толока. Она казалась тёмно-красной, огненной, вся искрилась, и было в ней зябко и тепло. Шорохи и разноголосье звуков усиливались, и после ночного томления пробуждались утро и жизнь.

Толока – это не только выпас для скота, но и вольница босоногого детства девчонок и пацанов хутора. В долгие зимние вечера и первые весенние дни марта, мы, хуторские пацаны и девчонки, мечтали только об одном – поскорее бы окунуться в весну и лето: в густые травы толоки, в ключевые воды Савкиной речки, в лесные дебри Панского леса с его чудо-озером.

Теперь же знаменитая Донская степь осталась в своём первозданном виде лишь в балках, буераках, на каменистых буграх и увалах. Леса и целинные степи встречаются редко, в пейзажах повсюду преобладают безлесные пространства и распаханные поля.