Шепот света

Она проснулась от того, что с её руки упал кусочек кожи.

Не кровь, не боль – просто тонкий, полупрозрачный слой, как лепесток, отделился и замер на земле. Лазурь подняла его, разглядывая на свет. Он был синим, как и всё её тело – нежно-голубым у кончиков пальцев, гуще у запястий, почти чернильным в складках локтей.

«Почему я не чувствую, когда это происходит?»

Вопрос повис в воздухе, никем не услышанный.

Мир вокруг неё тоже был синим – но другим. Не живым, как её кожа, а холодным, глубоким, будто вырезанным изо льда, который никогда не тает. Деревья (если это были деревья) тянулись вверх острыми сколотыми ветвями, и когда ветер касался их, они осыпались хлопьями, как старая краска. Земля под ногами шевелилась – не песок, не почва, а что-то среднее: крошащееся, неустойчивое.

«Если я здесь единственная, кто замечает, что всё распадается – значит ли это, что я тоже…»

Она не договорила, даже мысленно.

Лазурь знала три вещи наверняка:

Её имя – потому что его шептало Море, когда оно приходило.

Что она не должна прикасаться к жёлтому – потому что однажды это закончилось болью.

Что где-то есть другие – потому что иногда ей казалось, будто кто-то зовёт её из-за обломков скал.

Но сегодня не было ни Моря, ни чужих голосов – только она и вечный шелест осыпающегося мира.

Она подошла к тому, что когда-то могло быть рекой. Теперь это была трещина в земле, заполненная чем-то вязким, тёмным. Лазурь наклонилась, и её отражение дрогнуло, расплылось, будто не желая показывать её лицо.

«Кто я, если даже вода меня не помнит?»

Она провела пальцем по поверхности – и в тот же миг отражение исчезло, а жидкость загустела, превратившись в груду синих чешуек.

К вечеру пришло Море.

Оно не было водой – по крайней мере, не совсем. Оно появлялось без предупреждения: сначала запах – соль и что-то металлическое, потом звук, похожий на дыхание, а затем оно вырастало из ничего, заполняя горизонт.

Сегодня оно пришло тихо.

– Ты снова теряешь себя, – сказало Море. Его голос был похож на шум прибоя, если бы прибой умел смеяться.

Лазурь не ответила. Она сидела, обхватив колени, и смотрела, как с её предплечья медленно сползает ещё один синий слой.

– Ты не спрашиваешь, почему это происходит?

– А ты знаешь ответ?

Море замолчало. Оно редко говорило что-то прямо – только намёки, только вопросы.

– Завтра будут Сора, – произнесло оно наконец.

Лазурь вздрогнула.

– Я не хочу их видеть.

– Но они придут. И ты знаешь, что должна сделать.

Она сжала кулаки. Под ногтями заструился синий песок.

«Почему я должна убивать, чтобы существовать?»

Море уже отступало, оставляя после себя лишь влажный след и горький вкус на губах.

Ночью ей приснилось, будто она разбирает стену из синего камня. Каждый кирпич – это часть её, и чем больше она вытаскивает, тем ближе слышит чей-то голос по ту сторону.

– Кто там? – крикнула она во сне.

В ответ – тихий шепот, похожий на её собственный.

А потом – жёлтый свет.

Она проснулась с одним вопросом, который сжигал её изнутри:

«Что хуже – убивать или исчезнуть?»

На рассвете она знала – сегодня она встретит Сора.

И сегодня она убьёт.

Она почувствовала их ещё до того, как увидела.

Тепло.

В этом мире не было тепла – только холодная синева, только шелест осыпающихся краёв. Но теперь воздух дрожал, будто сквозь него пробивалось солнце, которого здесь никогда не было. Лазурь подняла голову и впервые за долгое время испугалась.