Ловец снов

В широком, по-больничному длинном коридоре ЗАГСа было сумрачно и безлюдно. От волнения Великанов не мог стоять на месте: он ходил взад-вперед между комнатами жениха и невесты, у дверей останавливался, прикладывал ухо. Из девичьей доносился женский щебет. Когда Великанов различал в нем голос внучки, он чувствовал в груди знакомый трепет.

В середине коридора была ещё одна дверь, металлическая, с табличкой, предупреждающей о рентгеновском излучении. Проходя мимо, Великанов бросал на изображение угрюмый взгляд. В желтом треугольнике чудились ему два глаза и разинутый рот. «Все не по-людски, – ныло сердце, – праздник ведь, могли бы учитывать». В какой-то момент эта дверь открылась, из нее выскользнул человек в белом халате и направился к невесте. На вытянутых руках – торжественно, словно нёс молодоженам обручальные кольца – он держал небольшой прибор с пучком разноцветных проводов. "Холтер!" – ахнул Великанов и поспешил за белым халатом.

У порога успел просительно заглянуть ему в лицо, но дрогнул от ледяного выражения глаз, покорно толкнул дверь и зажмурился. Комната была наполнена небесным светом. Вита стояла спиной к вошедшим у большого окна: вдавленная жила позвоночника, безупречно ровная, сбегала за глубокий вырез платья, лопатки подобны сложенным крыльям. В этом голубоватом свете она напоминала ангела. Великанов в изумлении уставился на ее спину: от любви она что ли выпрямилась?

"Раздевайтесь!" – приказал белый халат. Вита послушно стянула лиф, обнажила грудь. Врач ловко налепил клейкие кружочки, присоединил провода, скомандовал: «Одевайтесь». Перекинул поверх наряда ремешок черной сумки с прибором. «Следите, чтобы сильно не потела. Завтра в девять вернете», – отдал распоряжение деду и скрылся за дверью. Вита испуганно оглядывала платье, перечеркнутое траурной полосой.

Великанов выматерился.

– Не трясись, Витамина, все поправим!

Он метнулся на улицу, схватил из машины пакет со свадебными украшениями.

– Вот так, Витамина, все поправим… – приговаривал, обматывая белым атласом уродливый черный карман.

Заиграла музыка, кто-то сказал «пора». Великанов сложил руку углом, приглашая внучку идти, и они шагнули в коридор. Как здесь все переменилось! Гости выстроились вдоль стен, яркий свет лился с потолка, отражался в женских украшениях, множился отблесками. Великанов приосанился и повел – медленно, церемонно, чувствуя на себе любопытные взгляды.

И тут с невестой случилось неладное: ноги подкосились, тело завалилось вперед, рука, до сих пор легко державшая деда под локоть, стала тяжёлой и цепкой. Она осела, вся будто уменьшилась и вдруг заплакала. Это был даже не плач, а прелюдия плача: короткие, тоскливые всхлипы, тонкие и по-птичьи звенящие. Великанов растерялся. Вглядываясь в лица публики, он искал поддержки, но находил только беззаботное веселье. Тогда все они разом подурнели, стали ненавистны ему. Он почувствовал, как обида жгучей волной заливает нос и глаза, часто, глубоко задышал и… проснулся.

Зеленый глаз электронных часов рядом с кроватью смаргивал секунды: было шесть, полчаса до будильника. Рука, о которую во сне опиралась невеста, онемела. Великанов откинулся на спину, уложил ее на животе, слушая, как разливается колючая боль. Некоторое время лежал оцепенелый, оглоушенный, весь во власти странной фантазии. Тревожный сон, несбыточный. Спина эта ее голая… А жениха-то он так и не видел, был ли жених?