Сажайте, и вырастет - Андрей Рубанов

Сажайте, и вырастет

Страниц

305

Год

2006

Книга Андрея Рубанова «Сума и тюрьма: история внутреннего преображения» является уникальным произведением, повествующим о жизни героя до и после заключения в российской тюрьме. Впереди его ареста было все: богатство, влияние, привилегии. Однако, попав в закрытые стены тюремных зданий, герой потерял все, став нищим в буквальном смысле.
Прошедшие годы находки и потери в изоляторах «Лефортово» и «Матросская Тишина» были изображены Рубановым с такой выразительностью и эмоциональностью, что каждое слово книги несет в себе вибрации настоящей жизни. Читатель не может устоять перед мощными сценами трагедии и внутреннего преображения героя, подверженного мукам и одновременно экзистенциальному духовному росту.
Вы сомневаетесь в том, что тюрьма способна изменить человека? Открытая книга в руках истории героя заставит вас изменить свои убеждения и поверить в мощную силу воспитания через исправление. Задумайтесь над тем, какие испытания вы находите в жизни и как они могут стать ключом к вашему преображению. Уникальность «Сумы и тюрьмы» заключается в способности открыть перед вами новые горизонты мышления и перепрофилировать ваше восприятие обыденного. Заполните свой духовный арсенал новыми знаниями и читайте книгу, способную изменить вас до самых глубин вашей души.

Читать бесплатно онлайн Сажайте, и вырастет - Андрей Рубанов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА 1

1

Они взяли меня ранним утром 15 августа 1996 года. В Москве.

Они взяли меня вдвоем. Подошли, попросили предъявить документы, вежливо повлекли в машину. Ловко и корректно, с ужимками портье открыли дверь, но запихнули внутрь уже вполне бесцеремонно.

Первый – от него пахло луком и портянками – проворно сел за руль, повернулся ко мне и произнес, сверкая зубом из дешевого желтого золота:

– Теперь говори, где тут, в вашей Москве, район Лефортово. А то мы не местные.

Я оторопел. Не понял. То есть только что пойманный преступник должен сам указывать сыщикам дорогу до тюрьмы? И потом, почему сразу в тюрьму? А доказать?

Столица Империи – особенный город. Здесь не собралась моментальная любопытствующая толпа. Граждане спешили мимо, отводя взгляды. Только один, помоложе, замедлил ход и слегка наклонил голову, чтобы рассмотреть через стекла автомобиля побледневшую физиономию арестованного человека. Но изнутри по прозрачной преграде грубо ударили ладонью:

– Давай проходи!

Любопытный юноша сильно вздрогнул и поспешил дальше, одергивая свой пиджак. Мой пиджак – стоил примерно в четырнадцать раз дороже.

– На светофоре направо,– мрачно ответил я,– и потом все время прямо, по набережной...

Так жертва подсказала палачу путь к эшафоту. Я бы насладился абсурдом момента, но помешал страх. Все-таки меня взяли впервые в жизни. И везли теперь как минимум на очень серьезный допрос. А как максимум – из свободы в несвободу.

Везли из мира японских компьютеров, кубинских сигар, французских коньяков, португальских портвейнов, швейцарских наручных хронометров, золотых запонок, шелестящих кондиционеров, глянцевых реклам, двухсотдолларовых парфюмов, льняных штанов, портфелей крокодиловой кожи, шелковых сорочек, гламурных журналов, пуленепробиваемых стекол, полированных лимузинов, семизначных банковских счетов – прямо туда, где дают пайку и баланду.

Впрочем, если они добрались до меня, это вовсе не значит, что они доберутся до моих денег.

Они искали меня два месяца. Подозревая в хищении миллиона американских долларов из государственной казны. И теперь поймали.

Миллиона я не крал. Я не люблю воровать и не умею. Сейчас я не терял присутствия духа. Не те времена на дворе, чтобы невиновного человека упрятали за решетку. Не те времена, господа! Вокруг меня, влекомого в Лефортовскую тюрьму, гудело и шевелилось нервное и жаркое лето девяносто шестого года. Только что, пару недель назад, страна переизбрала на новый срок своего первого Президента. Тем самым сделав выбор в пользу демократии. А в демократиях, насколько я знал, только суд может лишить свободы человека.

Утро случилось ясное и очень теплое. Долго ехали по едва проснувшемуся, постепенно нагревающемуся городу, сквозь дрожащий воздух, сквозь желтый солнечный свет, наискось бьющий меж пыльных крон придорожных деревьев. Машина, затертая в разноцветное автостадо, двигалась медленно; я сидел на заднем сиденье в одиночестве и легко мог выскочить на ходу; попытаться сбежать, уйти дворами, переулками; но с какой стати? Я ничего не сделал! Я все им объясню и еще до обеда вернусь в свой кабинет, где на мерцающих экранах возникают и исчезают, двигаются, шевелятся и множатся деньги.

По дороге я им нагрубил, специально. Они обратились ко мне на «ты», и я сразу высказался. Оперативники пришли в ярость и временно умолкли.