Деревенщина

В холодном сером небе застыла солнца бледность,

А по полям намедни рассыпался снежок.

Едва держась на ветке и проклиная бедность

Воробушек клюёт мороженный дичок.

Раздетые деревья сгорбатились стыдливо

Под тяжестью насмешек царевичей-ветров,

Дороги опустели, их огибая криво

По девственному снегу бегут следы волков.

Бегут и исчезают в глухой глубокой чаще,

Откуда то и дело голодный слышен вой.

А на лесной опушке толпа людей кричащих

Телегу дружно тянет с кобылою худой.

На той телеге ветхой везли они Россию,

И тонкие поводья держал Иван-дурак.

Везли и пели песню о будущем счастливом,

Заехали в ухаб, не выехать никак.

Улицы скрылись во тьме,

Но потихоньку горит,

Стоя на ржавой ноге,

Старый фонарь-инвалид.

Стелется немощный свет

Мимо дворов и дорог.

Сильно, на старости лет,

Этот фонарь занемог.

Лазает ветер в кустах,

Мыслит о чём-то худом,

И на опавших листах

Пляшет чечётку с дождём.

В стоках бушуют ручьи.

В это ненастье и хмарь

Кто-то из мрака ночи

Вышел и встал под фонарь.

Ловит лучей колоски,

Мнётся на голых ногах

Грязный лохмач и куски

Хлеба сжимает в руках.

Кутаясь в мокрую шаль,

Дырам забывшую счёт,

Он, подпирая фонарь,

Корку ржаную грызёт.

Ветер на подлость горазд,

Жалкий слуга октября,

Дунул, и тут же погас

Немощный свет фонаря.

Ночь, словно дёготь густа,

Шепчет бродяга во мгле:

"Отче – родитель Христа,

Слышишь, молюсь я тебе.

Я не прошу серебра,

Полные денег мешки,

Дай лишь немного добра

В пригоршень честной руки,

Лёгкой судьбы для сирот,

Кров для бездомных людей,

Мирных и вольных широт,

Хлебных бескрайних полей.

И помоги одолеть,

Боже, нам всякое зло,

Когда вновь возьмутся за плеть

Сильные мира сего".

Шёпот утих, и резвей

Дождь по листве задробил.

Снова фонарь в темноте

Мутный свой глаз приоткрыл.

Сон ли приснился ему?

Был человек или нет?

Видит – уходит во тьму

Чей-то живой силуэт.

Думает старый фонарь,

И не поймёт отчего

Кто-то в дырявую шаль

Крепко укутал его.

Только теперь ли хворать?

С шалью, ведь, всё нипочём.

Пусть продолжает плясать

Ветер чечётку с дождём.

Сестре Насте

Украдкой выйдя из пригонок,

Виляя беленьким хвостом,

Лизнуть пытается телёнок

Луну лиловым языком.

Она висит над самым ухом,

Не далека и не близка,

Поманит сладкою краюхой

И тут же спрыгнет с языка.

Ох, если б знал глупыш хвостатый,

Что год за годом вопотай,

Его хозяин бородатый

Ловил такой же каравай.

Что он, бродя под звёздным небом,

И забираясь на стога,

Так ничего и не отведал

Вкусней земного пирога.

Густеет тень и ветер дышит,

Поверх небес ночной мираж;

Луна становится чуть ближе,

Чуть дальше мир угрюмый наш.

Уже касаются ресницы

Поющих в небе звёздных стай.

Телёнок спит, телёнку снится

Вкуснейший в мире каравай.

Коркину Игорю Петровичу посвящается

По деревне тихие прогулки

Памяти лишь чудятся едва,

И судьбой развенчанные руки

Не сомкнутся больше никогда.

Загрустит простуженная муза,

Я её покрепче обниму,

Босиком по летним тёплым лужам