Ном

Предупреждения от анализаторов на краю поля зрения Вито Моретти стали привычными до незаметности. Этим утром сигнал тревоги пульсировал полупрозрачным кровавым кругом прямо перед ним. Вито вывел отчёт и проглядел его по диагонали. Ничего нового, но надоедливая сирена хотя бы перестала гудеть в ушах. И это за час до будильника. Если ничего не предпринять, анализатор вызовет похоронную команду. Подумаешь, обычное рассогласование в работе органов, один слабеет, нагрузка ложится на другой, тот изнашивается, перекладывает свои дела на какой-то ещё, и так до тех пор, пока равновесие не будет нарушено настолько, что конвейер по переработке еды и кислорода по имени Вито Моретти не затихнет после долгой, слишком долгой беспрерывной работы.

Нужно встать и тащиться в процедурную. Хирургический бокс уже получил тот же самый отчёт и выработал план замены изношенных органов. Теперь на месте тревожного сигнала светилось приглашение и маршрут для тех, кто из-за шока способен заблудиться в собственном доме. Вито хмыкнул. Это сам когда-то предложил ввести во все модели боксов навигатор, когда кто-то, он уже не помнил, кто именно из его клиентов забыл, куда идти.

Дверь кабинета. Мышечная память о делах, открытиях, встречах вызвала приятное тепло между лопаток. Вито в своём воображении будто снова стал кому-то нужен. Это ощущение лёгкого азарта, когда необходимо что-то прочитать, высчитать, запросить состояние дел… Дела… Всё давно прошло. Дела куда-то исчезли. И люди… Куда они все подевались? Исчезли не разом. Стали неинтересны, перестали попадаться на глаза. Кто-то, уже не вспомнить, кто и когда, отметил, что Вито всё делает слишком медленно. Возможно, он и стал всё чаще применять стратегию ожидания проплывающего мимо трупа врага, если под врагом понимать возникшую проблему. Не самая плохая стратегия, когда у тебя в запасе вечность. Но на смену одной проблеме неизменно приходила следующая, а за ней ещё и ещё. Ожидание вошло в привычку. Всё всегда стремится к устойчивости, пока какая-нибудь случайность не нарушит равновесие, и энергия потечёт так, чтобы равновесие вернуть. И так без конца, уж Вито на это насмотрелся. Можно участвовать в этом круговороте, но пусть этим занимаются те, кому не жалко сил на суету.

Трудно вспомнить то, что забыл. Вспоминание начинается где-то в горле, или в груди. Зудом, негой, радостью, которая была следствием чего-то, что произошло когда-то и способна по ассоциации вытянуть причину на поверхность. Страх смерти, один из страхов смерти, который испытываешь после озарения, открытия своего или чужого, не важно, – боишься умереть раньше, чем мир изменится, и не увидеть этого самому. Как давно он испытывал подобный страх, Вито не помнил.

Он опустился в кресло, опёрся о стол локтями. Голова привычно повернулась туда, где раньше лежал телефон, затем планшет. Сейчас стол был пуст. То, зачем он пришёл, лежало в сейфе за его спиной. Он привык избегать сейфа. Анализатор начинал исходить тревогой, забрасывать предупреждениями об изменениях в составе крови и режимах работы нервной системы, стоило Вито зацепиться взглядом за этот бронированный цилиндр в стене.

Где он отключается? Вито осмотрел себя, ощупал бугорки под кожей за ухом, на сгибе локтя, вызвал меню, поводил глазами по пунктам, нашёл анализатор и отключил. Тревога схлынула, подействовало обезболивающее. Он извлёк из сейфа конверт. Полосатый целлулоидный цилиндр с позолоченной отделкой рядом с конвертом попросился в руки. Ручка Даниеля. Вещь, завещанная ему, вещь обвиняющая, вопящая о никчемности его, Вито жизни, сколь бы продолжительной в конце концов она ни оказалась.