Ракеты на Лондон. Архивы британской разведки

Если вы приедете на Северный вокзал Парижа и покинете его через боковой выход, то попадете на длинную, узкую и прямую улицу, которая постепенно поднимается в сторону Монмартра.

Это улица Фобур Сан-Дени.

Она безобразна и вызывает уныние: вдоль этой улицы стоят высокие и угрюмые жилые дома, закопченные дымом паровозов, а также захудалые лавчонки и жалкие конторы.

В нижнем конце ее, напротив вокзала, находится пять или шесть ничем не примечательных кафе. Ни одно из них не вызывает желания зайти и приятно провести часок за кружкой пива или стаканчиком перно. Их посещают главным образом приезжие и служащие вокзала по пути на работу или домой.

Пожалуй, самым незаметным из этих кафе является небольшой бар под названием «О’Шассер»[1]. Наверное, это название было дано ему еще в давние времена, чтобы завлечь отъезжавших с этого вокзала охотников.

Зажатый между двумя более крупными и шикарными заведениями, бар «О’Шассер» выглядит довольно скромно. Вход в него настолько узок, что посетители с трудом протискиваются между оцинкованной стойкой и столиками. В конце бара имеется небольшое, частично отгороженное пространство и дверь с надписью: «Туалет». Можно было бы пройти мимо подобного заведения сотни раз и не заметить его, если бы не одна привлекающая внимание деталь. Это небольшая мраморная доска, прикрепленная к наружной стене дома, на которой вырезано:

Событие, увековеченное на мраморной доске, было одновременно и концом и началом: концом исключительно смелых и успешных действий, сопряженных с огромной опасностью для жизни, и началом мучений, которые, очевидно, могли иметь лишь один исход.

Эта книга рассказывает и о смелых действиях, и о мучениях. То, что она появляется так много лет спустя после описываемых событий, объясняется постоянной необходимостью напоминать нам о тех подвигах, которые способны совершить люди, а также о жертвах, принесенных во имя свободы.

Здесь рассказана правда, и каждое описываемое событие подтверждено свидетелями или же самими действующими лицами, большинство из которых еще живы.

В тот жаркий летний день казалось, что парижанами овладело скорее чувство безразличия к происшедшему, чем сильное волнение: они явно не были в ужасе от катастрофы, но покорились ей.

Такова реакция нации, которая потерпела поражение еще до того, как началось сражение. Люди испытывали чуть ли не облегчение из-за того, что неизбежный конец наступил так быстро: уж лучше быть нокаутированным сразу, чем подвергаться жестокому избиению в течение всех десяти раундов.

А теперь, когда все осталось позади, можно было заняться своими собственными делами. По крайней мере, так тогда казалось.

Настоящей паники не было даже тогда, когда столбы белого дыма, поднимавшиеся из дворов Кэ д’Орсэ, свидетельствовали о свершении этого пустого ритуала обреченной столицы – сжигании национальных архивов одетыми во фраки привратниками министерства иностранных дел.