На задворках Великой империи. Том 1. Книга первая. Плевелы

Автор

Страниц

265

Год

2011

«Великомперская сага» – первый роман В.С. Пикуля, написанный в духе сатиры М.Е. Салтыкова-Щедрина. История развивается в вымышленной Уренской губернии, на задворках огромной Российской империи. Читатель погружается в жизнь провинциального российского города начала XX века.

Главный герой, князь Сергей Яковлевич Мышецкий, изображает типичного представителя высшего общества. Его образ возник в голове писателя благодаря глубокому изучению архивных документов Государственной думы. Мышетский – это мастер манипуляций и игр на политической арене. Он использует свое влияние и привилегии, чтобы обеспечить свой статус и процветание, игнорируя интересы простых людей.

Великомперская сага складывается из ярких картин реальной жизни. Местные обыватели, чиновники, духовенство – все они задействованы в игре власти и коррупции. Провинциальный городок становится театром политических интриг и раскрытия страстей людей.

Пикультурное наследие Валентина Саввича Пикуля глубоко пронизано его любовью к родной стране и ее истории. Великомперская сага не только погружает нас в узнаваемое прошлое, но и отражает важность соблюдения нравственных ценностей и борьбы за справедливость.

Читая произведение, мы можем задуматься о том, насколько разные времена могут быть схожи. Ведь амбиции, коррупция и борьба за власть остаются реальностью в любой эпохе и в любом обществе.

Читать бесплатно онлайн На задворках Великой империи. Том 1. Книга первая. Плевелы - Валентин Пикуль

Вместо пролога

Взгляни на лик холодный сей,
Взгляни: в нем жизни нет.
. . . . . . . . . . . .
Так ярый ток, оледенев,
Над бездною висит.
Евг. Баратынский

В самом начале двадцатого века на пасмурном горизонте бюрократического Санкт-Петербурга нечаянно взошла новая звезда – молодой блестящий правовед, князь Сергей Яковлевич Мышецкий.

Едва выпущенный из училища правоведения, он сразу же обратил на себя внимание чиновных кругов столицы: в цепи русской бюрократии прибавилось еще одно добротно отлитое звено.

Поначалу даровитого правоведа хапужисто прибрал к своим рукам мрачный временщик В. К. Плеве, и Мышецкий принимал участие в работах его комиссии по уставу о гербовом сборе. К юбилею министерства финансов Сергей Яковлевич, вместе с В. А. Дмитриевым-Мамоновым (внуком известного карикатуриста-искровца), занимался составлением «Указателя действующих в империи акционерных предприятий».

Это был здоровый и рослый мужчина, к осанистой фигуре которого очень шел покрой вицмундира. На бледном лице его, всегда гладко выбритом, выделялся крупный породистый нос, а пенсне, поверх утомленных чтением глаз, придавало князю вид озабоченного размышлениями человека.

Внешне Сергей Яковлевич был размерен в своих поступках и постоянно спокоен. Однако он не оставался далек от тщеславия. Никто бы не догадался, что Мышецкий носит при себе сильную дозу цианистого калия, чтобы отравиться в том случае, если карьера его споткнется на одном из служебных поворотов.

И частенько, оторвавшись от бумаг, князь Мышецкий с удовольствием вспоминал годы учения, рассеянно повторяя известные лицейские стихи:

Шесть лет промчались как мечтанье

В объятьях сладкой тишины,

И уж отечества призванье

Гремит нам: «Шествуйте, сыны!..»

К этому времени он уже имел чин надворного советника, медаль 1897 года за участие в переписи населения, знаки ордена Станислава третьей, а Владимира – второй степени и Бухарскую звезду, полученную неизвестно за что. Просто на одном из раутов в салоне графини М. А. Клейнмихель бухарский принц Мир-Сеид-Абдулд-Ахад ткнул в Мышецкого пальцем и спросил: «Кто этот – бледный и долгоносый?» Не вдаваясь в подробности, ему объяснили, что этот господин пишет недурные стихи. Тогда эмир порылся в карманах неряшливого халата, извлек оттуда звезду, выковырял из нее пальцем крошки засохшей халвы и велел отдать орден Сергею Яковлевичу. «Поэты, как и лишенные разума, – люди святой жизни!» – так пояснил эмир свое благоволение…

Правда, Мышецкий пописывал декадентские стишки. Это было время поисков и смятения духа; русская интеллигенция выискивала новые формы, впадая при этом в бессмыслицу, и жадно обостряла свои чувства, скатываясь в низкие пороки.

Мышецкий же еще смолоду замкнулся в раковине статистики и поэзии, внеся в первую из них немало творческой фантазии и, наоборот, суховатую педантичность – во вторую.

Карьере Мышецкого несколько вредило то, что император Николай II, выставлявший напоказ свои семейные добродетели, недолюбливал выпускников училища правоведения и в узком кругу приближенных называл их не иначе как «педерастами».

И отчасти он был прав: аристократы-юристы того времени имели даже своего поэта, в звучных эклогах воспевавшего мерзостные прелести кинедов и урингов. Великосветские семьи создавали иногда сногсшибательные треугольники.

Продолжить чтение

Вам может понравиться: