Амир
Как же меня задолбали пробки. Хотя нет, мне здесь все надоело. Невкусная еда за неприлично большие деньги, лицемерные улыбки, даже если собеседник считал тебя полным говном, и вообще вся эта распиаренная белозубая американская мечта. Нет, это реально мечта, особенно когда карманы набиты деньгами, но, кажется, не моя. По дому соскучился. По Родине. По России.
– Стив, прижмись правее. Выйду, пройдусь, – тащиться по загруженному Верхнему Вест-Сайду – то еще удовольствие. До клиники недолго идти, прогуляюсь. – Марк, – повернулся к личному помощнику, – на сегодня свободен. Здесь у всех топов есть ассистенты, без этого никуда.
– Мистер Черкесов, звонила ваша супруга, просила помочь ей: она собралась в галерею и ей нужен переводчик.
Марк русский, но уже как десять лет имел грин-карту. Даже не знаю, на кого он больше работал: на меня или на так называемую жену?
– Езжай, – бросил и вышел. Я никогда не считал Лизу своей женой. Никогда. Это скоропалительный брак на злых эмоциях. Братья, мать, Лейсан…
Я предавал семью и меня предавала семья. Тогда так считал, сейчас… не знаю. Многое теперь в ином свете виделось. Время что-то стирало из памяти, где-то смягчало реальность, сглаживало острые углы, но особо уродливые поступки оставались такими же яркими, несмотря ни на что.
Телефон ожил. Я достал из кармана и посмотрел на экран. Моника. Подруга, любовница, таблетка от скуки. Она мне тоже надоела.
– Слушаю, – я до сих пор не мог отвыкнуть от сухих и четких разговоров по телефону, поэтому меня иногда считали грубым. Как и не мог привыкнуть к перманентной приветливости.
– Привет, мой сладкий Амир. Я соскучилась. Ты приедешь сегодня, любимый?
Любимый. Сладкий. Малыш. Все это терпел только потому, что Моника была хороша в постели, сильно не бесила глупостями, навязчива, но в меру.
– Не знаю. Я позвоню позже. Угу. Целую, детка.
Поскольку я не считал Лизу своей истинной женой, то связь с Моникой не была для меня изменой. Не она первая, не она последняя.
Два года назад, когда еще в Москве увлекся Лизой, все другим казалось. Жену она мне напомнила, только не погрязшую в материнстве, как Лейсан. Но очарование довольно быстро прошло: Лиза Кудрявая – совсем не Лейсан Черкесова. Первая мне жутко надоела, вторая… О ней даже мысли должны были быть под запретом. Так и было. Когда уезжал из страны, когда бросил сына и развелся женой – думать о ней не хотел. Но в моем случае время играло против меня, а память подбрасывала картины из прошлого, где я был абсолютно счастлив, любил и был любим.
Уже на пороге клиники удивленно посмотрел на дисплей телефона, из России звонок. Глеб Арский, давний знакомый, полезные связи.
– Здравствуй, Амир Каримович, – услышал знакомый голос.
– Здорово, Глеб Александрович, – он был старше меня лет на десять, но мы неплохо общались. Сошлись на общей любви к футболу, часто играли вместе. Он меня давно к себе на работу звал, но в России я в семейном бизнесе был, поэтому нет. – Рад слышать.
– Ну как ты там, в своей Америке? Не зачах? По березкам родным не скучаешь?
Скучал. И не только по ним. Когда уезжал, все связи разорвал, с корнями выдрал, обижен на всех был. Но уже пару месяцев как восстановить пытался: с братьями и матерью на связь вышел.
– Скучаю, – коротко ответил.
