Цветок папоротника

Михаил любил ходить в народ. Однако это хождение носило вывернутый характер и порой принимало обличие самого вульгарного толстовского опрощения.

Студенты-народники 19 века с пылающим взглядом носились по деревням и пугали бедных крестьян, рассказывая им, что земля принадлежит народу, а фабрики должны принадлежать рабочим. Сближение с массами по начальной задумке должно было привести к просвещению народа и росту революционной сознательности. Однако горячие студенты-народники быстро столкнулись с бесплодностью революционной пропаганды среди населения. В деревнях их или избегали, или били, или сдавали силовикам.

Михаил представлял это себе так: ходит по деревне с бешенными глазами худой неопрятный молодой человек и пристает с листовками и речами к крестьянам: «Товарищи крестьяне! Время пришло! Мочи терпеть больше нет! Кровавый царский режим должен пасть! Поднимайте бунт против векового рабства и насилия! Вы соль земли и она должна принадлежать вам!» Почему-то следующей всплывала картина, как студента-народника бьет обухом по голове крестьянин, у которого весь день пашни за спиной, а еще надо крышу подлатать, да к ярмарке готовиться.

Вообще в этом виделась надменность. Они шли в народ, чтобы приподнять этих закостенелых глупых крестьян до своего просвещенного образованностью и блестящим интеллектом уровня. Понять, что крестьянам глубоко плевать на их образованность и блестящий интеллект – ума народникам не хватало. Поэтому в противоположность к ним Михаил ходил в народ по-толстовски. Каждую пятницу-субботу он и его друзья становились радикальными последователями опрощения. Если бы этому действу нужно было бы придумать лозунг, то он звучал бы примерно так: Не хотите вы к нам, тогда мы к вам. Инструмент был обычный – они выпивали, пока не сливались с населением в общем угаре и экстазе празднования окончания тяжелой трудовой недели. Может тоже высокомерно, но зато честно.

Вообще есть подозрение, что по таким критериям в народники можно записать настолько существенную часть населения страны, что становится понятно – народники ходят сами к себе. Получается некая вещь в себе – самодостаточная и самовоспроизводящаяся. То ли народа нет, то ли сами народники и есть народ.

Примерно с такими мыслями Михаила застал жаркий пятничный июльский день на лавочке на одной из центральных улиц города. Он твердо решил сходить сегодня в народ и сделать это так, что выйти оттуда смог бы только пройдя через катарсис мучений от головных болей и тяжелого сердцебиения, чтобы завтрашний день рождения не оставил и следа в канве воспоминаний жизни.

– Ты чего, Михалыч? – вдруг возникший рядом голос вырвал его из оцепенения.

Рядом на лавке сидел его друг Сергей, симпатичный светловолосый молодой человек с античными чертами лица в светло-зеленом френче.

– Я уже успел сигарету выкурить, пока ты тут вдаль смотришь… Здоров.

– Привет. Смотри, видишь, парочка в кафе сидит?

Перед ними на переполненной летней веранде сидели две девушки. Одна покрупнее с короткими стрижеными волосами. Вторая стройная и с прямыми длинными. Девушки рьяно о чем-то спорили. Верней о чем-то рьяно выплескала эмоции стройная девушка, а короткостриженая молчала, опустив голову.