Поэт и Царь. Из истории русской культурной мифологии: Мандельштам, Пастернак, Бродский - Глеб Морев

Поэт и Царь. Из истории русской культурной мифологии: Мандельштам, Пастернак, Бродский

Страниц

45

Год

2020

В веках русской истории, среди огромного множества событий и хроник, выделяются особые моменты, связанные с пронизывающей силой слов и талантом Поэта. Они воплощаются в эпизодах, настолько удивительных и волнующих, что до сих пор будоражат наши умы.

Одним из таких эпизодов был потрясающий диалог между Иосифом Сталиным и поэтом Осипом Мандельштамом в те темные годы советской истории. В их разговорах открывалась глубина и значимость поэтического искусства для общества, а Мандельштам успел оставить неизгладимый след в сердцах многих своих современников.

Спустя время, в эпоху политических перемен, политбюро руководимое Леонидом Брежневым, приняло решение выслать пламенного поэта Иосифа Бродского из СССР. Великий поэт не мог сосуществовать в одной стране с политическим режимом, который ставил ограничения на свободу слова и выражения творческой индивидуальности. Это событие являлось свидетельством того, как ключевые фигуры власти так боялись и ценили поэтический гений Бродского.

Обсуждая эти исторические сюжеты, нельзя не увидеть в них нечто большее, чем просто случайности и составляющие сложных времен. Они являются особыми моментами, демонстрирующими особый статус Поэта в русской культуре и истории. Это признание его творческой силы и глубины, которые переступают все границы и идут вразрез с общепринятыми конвенциями.

Детальная реконструкция этих событий позволяет нам увидеть их подлинные причины, ход и глубокий смысл изначально доступных лишь избранным. Она помогает нам почувствовать значимость слова и его влияние на политические и культурные смыслы общества. И таким образом, мы начинаем осознавать, что роль и значение Поэта в нашей истории нельзя недооценивать.

Читать бесплатно онлайн Поэт и Царь. Из истории русской культурной мифологии: Мандельштам, Пастернак, Бродский - Глеб Морев

© Новое издательство, 2020

Предисловие

Историко-литературные сюжеты, объединенные под обложкой этой книги, связывает типологическая общность. Все они представляют собой результат в той или иной степени конфликтного взаимодействия поэта и структур государственной власти. Во всех случаях – и в случае Мандельштама, написавшего антисталинское стихотворение, репрессированного за это и потом (отчасти) помилованного Сталиным; и в случае Пастернака, неожиданно для себя становящегося в связи с арестом Мандельштама собеседником Сталина; и в случае Бродского, пытавшегося обустроить в СССР личную социокультурную нишу и в результате подвергшегося репрессии в виде ультимативного предложения покинуть родину, – «литературная» сторона конфликта предпочитает персонифицировать власть, так или иначе пробуя выстроить вполне содержательный диалог с верховным правителем, со Сталиным или Брежневым. Однако – и на этом мы делаем акцент в наших разысканиях – во всех случаях коммуникация остается односторонней: власть не хочет и не способна этот диалог поддержать, относясь к разрешению конфликта не «содержательно», но исключительно технологически. Ответом государства на претензии художника в лучшем случае является молчание, в худшем – директивное и/или силовое действие.

Предметом нашего рассмотрения становятся, в одном случае, поведенческая стратегия поэта (Бродский), в другом – последствия написания и обнародования им стихотворения, приравненного как самим автором, так и его современниками к поступку, к политическому действию (Мандельштам), в третьем – с ложное и взаимосвязанное сочетание поступков с эпистолярными и художественными текстами (Пастернак). В этой связи нам кажется важным напомнить о принципиальной нераздельности и уравненности слова и биографического текста, свойственных русской литературной традиции, к которой принадлежат Мандельштам, Пастернак и Бродский, о «глубокой жизненной действенности смычки между биографией и поэзией»[1]. В своей книге, посвященной (ре)конструкции авторской личности Карамзина, Ю.М. Лотман дает классическое объяснение российской нерасчленимости «слова» и «дела», связывая ее с высочайшим статусом литературы в русской культуре, когда после ее секуляризации в эпоху петровских реформ «на освободившееся место божественного Слова» становится «Слово человеческое», авторское[2].

Такая сакрализация Слова утверждала в культуре совершенно особый, «профетический» статус Поэта. Именно в качестве небом избранного певца Поэт чувствовал себя равным властителю и мог выстраивать прямой диалог с верховной властью, поверх социальных барьеров и условностей. «Но представление о том, что поэзия – не профессия, не источник существования, не игра или забава, а миссия, ко многому обязывало»[3].

Важнейшим из обязательств, которые налагал статус Поэта, являлась его независимость. Применительно к российской ситуации, начиная с Пушкина[4], это независимость от сильных мира сего, прежде всего – от государства, всегда игравшего гипертрофированную роль в истории России. В известном письме А.А. Бестужеву Пушкин, чьи биография и творчество фактически задали для русского культурного сознания классическую модель взаимоотношений Поэта и Царя, писал:

наша словесность, уступая другим в роскоши талантов, тем пред ними отличается, что не носит [она] на себе печати рабского унижения. Наши таланты благородны, независимы. С Державиным умолкнул голос лести – а как он льстил?