День 29-й. История мальчика, который выжил после нападения гризли

Моей семье за то, что она показала мне мир,

и моей жене Лейси за то, что помогла мне увидеть все это снова.

Медведи сделаны из того же праха, что и мы, они дышат теми же ветрами и пьют те же воды. Дни медведя согреты тем же солнцем, его жилище укрывает то же голубое небо, а жизнь его зарождается и угасает в такт с биением сердца – такого же, как и наше. Он вышел из того же первообразного источника. И независимо от того, попадет ли он в конце пути в наш унылый рай или нет, ему даровано земное бессмертие. Его жизнь, не длинная, не короткая, не ведает ни начала, ни конца. Жизнь его беспредельна, не спланирована заранее, она выше случайностей времени, и годы его, ничем не отмеченные и бесконечные, равны вечности.

Джон Мьюр

Эта книга – воспоминание, невыдуманная история, она написана с максимальной точностью на основе личного опыта и добросовестно выполненных записей в дневнике, а также благодаря фотографиям и интервью с ключевыми участниками событий, сделанными позднее. В тех случаях, когда в фокусе повествования оказывается не только сам рассказчик, были использованы подробности из интервью, взятых у людей, сопровождавших автора.

Прохладный ветер, дующий через приполярную тундру, шелестел тонким нейлоном моей палатки, холодный воздух освежал и помогал расслабиться. Солнечный свет пробивался сквозь тонкую дымку высоких перистых облаков, мягко нагревая палатку, и в ней было особенно хорошо. Я поуютнее устроился в спальнике и вскоре погрузился в глубокий сон. Было уже за полдень, шел двадцать девятый день девятисоткилометрового похода на каноэ, в который я отправился с пятью другими гребцами.

Из глубины сна я резко вынырнул и сел, задыхаясь, отчаянно торопясь проснуться и обрести ясность мыслей. Грудь моя вздымалась, легкие жадно ловили воздух, словно я только что вынырнул из-под волны. Я уже не помнил, что мне приснилось. Встревоженный, я оглядел палатку. Здесь напрочь отсутствовало ощущение времени, и все же меня охватило тревожное чувство, будто я куда-то опаздываю.

Подгоняемый тревожной мыслью о том, что мне надо куда-то спешить, я быстро оделся, обулся, вышел из палатки и широкими шагами стал подниматься на холм, забираясь на крутой скалистый гребень над нашим лагерем. Все еще ощущая тревогу и стряхивая с себя плотно державший меня дурман сна, я вскоре запыхался от тяжелого подъема. На то, чтобы подняться по гребню метров на тридцать по вертикали, у меня ушло несколько минут. Наверху я увидел лунный пейзаж с округлыми гранитными куполами, разбросанными среди более мелких камней. Я стоял на высоте более ста двадцати метров над необъятной голубой ширью озера Принцесс-Мэри[1], и вид отсюда открывался почти на пятьдесят километров во все стороны. Безлесный простор поражал величием, а расстояние трудно было постичь.

Ошеломленный увиденным, я повернулся к небольшой возвышенности вдалеке, увенчанной сложенной из камней пирамидой-инукшуком, и продолжил движение. Nikon в водонепроницаемом противоударном кейсе оттягивал мне руку. Я решил, что не буду доставать фотоаппарат, пока не доберусь, куда наметил. Я шел мимо маленьких округлых валунов, много веков назад оставленных вдоль гребня сползавшими с него ледниками. Большой месяц склонился на небе впереди по ходу моего движения, указывая на север, в сторону Северного полярного круга. Я шел, рассматривая поверхность гребня и любуясь искорками солнечного света в граните и серо-зелеными цветками лишайника.