Давным-давно, когда на Кавказе жили нарты – витязи-богатыри, леса были полны дичи, реки – рыбы, а небеса – птиц. Когда было место чуду. А сказок было больше, чем сказочников. Случилась эта история.
И случилась эта история, когда Хапытош вернулся из аталычества. В давние времена сыновей отдавали на воспитание в чужую семью.
Послал отец Хапытоша мальчиком к аталыку – кунаку-побратиму. Аталык жил далеко, там, где из моря рождаются Кавказские горы.
Трудно было юному Хапытошу. Не хотел расставаться с матерью и отцом. Не хотел уезжать из родного края. Но древний обычай непреклонен и гласил: только через путь аталыка можно стать достойным джигитом.
Хапытош быстро привык к новому дому, к аталыку. Привык и полюбил всей душой. Он рос крепким, смышлёным и послушным юношей. Рос на радость старшим. Аталык привязался к приёмному
сыну, как к родному. Везде брал его с собой: в кузню, на базар, на кошару. А как любил Хапытош бывать с аталыком на рыбалке или на охоте. Особенно Хапытош любил, когда брали его на свадьбу или игрища.
Торжества завораживали Хапытоша. Мужчины в блестящих доспехах. Женщины в красивых платьях. Шумная молодежь. Шутки парней. Застольные тосты мужчин. Распевная песнь стариков. Кони в диковинной упряжи. Блеск сабель и кинжалов! И столы – повсюду столы.
Хапытош наблюдал за торжеством и представлял, что скоро он станет тем, кто на скачках и джигитовке превзойдёт всех. Он будет тем, кто исполнит самую задорную кафу1, произнесёт самый мудрый тост, пропоёт задушевную песню.
Представлял это Хапытош, сидя на холме, над селением аталыка, вглядываясь в даль, где встречалось море и небо. Ветерок приносил то запах морской волны, то горьковатый запах леса. Облака медленно текли по небу. Волны-барашки бежали то к берегу, то в открытое море. «Здесь нет красавца Ошхамахо2, – вздыхал Хапытош. – Но там не будет моря… такого красивого, бескрайнего моря».
Как клыки матёрой волчицы на розовом языке зари тянулись вдоль тропы Кавказские горы. Колкий ветер тревожил башлык, бил в лицо. Перелетая с ветки на ветку, сорока брехала всякие небылицы. Хапытош возвращался в родной край. Возвращался на добром коне, подаренном аталыком. К седлу были приторочены подарки. На поясе висел серебряный кинжал. Не узнать Хапытоша теперь: увозили мальчиком, а возвращается богатырём.
Въехал Хапытош в родное село. Глядит на свой двор и не узнаёт его: безлюдно как-то. Не видно отца и матери. Дом покосился, плетень повалился. Собака не лает, конь не ржёт, тёлка не мычит, барашек не блеет. Пусто. «Сгинули твои родители, – брехала сорока. – От беды невиданной сгинули. Не ищи, не зови – не найдёшь. Лишь эхом в ущелье отзовётся».
Расседлал Хапытош доброго коня, пустил во двор. Сам тихо вошёл в дом и горевал три дня и три ночи. Ни пить, ни есть не мог. Лежал как убитый. То ли дремал, то ли прислушивался: не прозвучит ли голос матери, не простучат сапоги отца по полу. Тишина. Только мыши под полом шуршат – то ли жалеют его, то ли смеются над ним.
Спустя три дня и три ночи напился Хапытош родниковой воды. Вдохнул полной грудью горного воздуха. Горюй не горюй – былого не вернёшь. Надо бы дом поправить, плетень поднять, хозяйство завести. Малодушия отец не понял бы, мать не одобрила, аталык и того паче пристыдил бы.
