Мелочи сыска

– Бедненький полковник Гуров! – со вздохом сказала Мария. – Представляю, как ему будет нелегко провести целых три часа в относительно культурном обществе! Ни тебе звона наручников, ни крепкого мужского словца, ни мрачных типов с бритыми затылками… После таких впечатлений любой спектакль покажется пресным – тут я совершенно с тобой согласна. Но все-таки учти – сегодня в главной роли занята твоя жена, а это чего-то да значит, верно? И как занята! Даже театральные обозреватели из Парижа и Лондона…

Несмотря на ироничность тона, в словах жены без труда угадывались упрек и досада. Гуров прекрасно понимал, какие чувства должна испытывать одна из лучших актрис страны, видя достаточно сдержанное отношение супруга к своему искусству. Последний спектакль, в котором она играла главную роль, имел бешеный успех не только в Москве – он действительно вызвал резонанс в европейской театральной прессе. И тем не менее Гуров до сих пор не нашел времени посмотреть этот спектакль, хотя с момента премьеры прошло уже два месяца и Мария устала задавать один и тот же вопрос: «Сегодня вечером ты наконец свободен?»

Ни одного свободного вечера Гуров так и не выкроил. Он был занят расследованием дела о тройном убийстве и работал так напряженно, что даже не всякий раз ночевал дома. Теперь дело было закончено и свободное время появилось, но, откровенно говоря, Гурову меньше всего хотелось сейчас в театр – он бы с большим удовольствием предпочел всласть поваляться на диване или выпить пива вместе со своим напарником Стасом Крячко, но понимал, что жена этого не поймет.

– Прости, дорогая, но ты меня, наверное, на так поняла, – смущенно откликнулся он. – Я просто спросил, нельзя ли перенести визит в театр на самое короткое время – скажем, на завтра… Я бы успел лучше подготовиться и настроиться на восприятие твоего шедевра. Признаться, сегодня я немного не в форме – эти мрачные типы с бритыми затылками, о которых ты говорила, меня доконали… Заодно хочу сделать одно маленькое замечание относительно культурного общества. Не хочу показаться брюзгой, но у меня давно складывается ощущение, что в культурной элите происходит что-то неладное. В театральной в том числе. Я и там вижу все больше мрачных типов с криминальными ухватками. А что касается крепкого словца, то, по-моему, сейчас даже студентки-первокурсницы ругаются как матросы. Я понимаю, времена трудные, и щепетильность сейчас не в моде, но…

– Ну это ты просто придираешься, Гуров! – сказала Мария, расчесывавшая перед зеркалом свои густые темные волосы. – Сгущаешь краски! Послушать тебя, так, куда ни кинь, везде филиал твоего любимого преступного мира! А кто же, по-твоему, творит, не дает угаснуть искре духовной жизни, кто ночей не спит, чтобы…

– Ты говоришь сейчас о милиции? – с невинным видом спросил Гуров.

Мария обернулась и запустила в мужа щеткой.

– Ты прекрасно знаешь, что я говорю не о милиции! – негодующе произнесла она.

– Прости, значит, мне показалось, – смиренно ответил Гуров и с поклоном подал жене не попавшую в цель щетку. – Ты сказала «ночей не спит», вот я и подумал…

– Ничего страшного! – отрезала Мария, опять поворачиваясь к зеркалу. – Выспишься во время представления. Большего я от тебя, кстати, не ожидаю и не требую. По крайней мере, тогда я смогу с чистой совестью отвечать недоброжелателям, что муж вовсе не равнодушен к моему творчеству и хотя бы тело его на спектаклях присутствует.