В плену ночи

Когда очередной подвыпивший клиент выбирается из моего такси, я замечаю её на обочине дороги.

Красивые длинные ноги, тёмные кудри до середины шеи, лаковые полусапожки и шубка из искусственного меха, из-под которой не видно никакой другой одежды.

Ночная бабочка чистой воды. Она стоит в жёлтом свете фонаря и голосует.

Кто так делает в наше время?

Я скольжу взглядом по экрану смартфона. Заявок поблизости нет. Можно было бы перекусить в круглосуточной пиццерии напротив или дождаться клиента. Можно было бы надавить на газ и лететь по проспекту, не оглядываясь, забыв прошлое и настоящее. Только я и город. И никаких ночных бабочек в салоне авто. Можно было бы...

Она садится на заднее сиденье, хлопает дверью сильнее, чем требуется.

Я оборачиваюсь, в полумраке её сложно разглядеть, но я фиксирую яркие чувственные губы и аккуратный носик, попавшие в прямоугольник тёплого уличного света.

— Куда? — просто спрашиваю я. И вдруг ощущаю провал в груди. За долю секунды до того как я слышу её голос, я почему-то уже знаю, как он прозвучит. Предвкушение учащает пульс, заставляет вцепиться в руль.

— Привет, — отвечает она ровно тем глубоким нежным тембром, который я слышу мысленно, и улыбается, обнажая идеальные зубы.

Салон наполняется запахом мятной жвачки и нежных цветочных духов — терпкой холодной сладостью. Зелёные стебли свежесрезанных тюльпанов падают на первый искрящийся снег… Очень красивый запах, чистый и скромный, спорящий с её развратным внешним видом, как свет и тьма.

Она наклоняется вперёд, обнимая меня этим колким ароматным облаком, обхватывает левой рукой спинку переднего сиденья, и мне вдруг хочется, чтобы вместо него было моё плечо.

— Можем просто покататься? — спрашивает она и закусывает нижнюю губу.

Мы впервые встречаемся взглядами.

Её сильно, почти пошло подведённые чёрным глаза смотрят на меня выжидающе, тушь кое-где осыпалась, на скулах мерцают блёстки, ресницы едва заметно дрожат, будто в нетерпении, правая рука лежит на дверной ручке.

Я хочу отказать. На часах два ночи, и я не собираюсь идти на поводу у какой-то девчонки и развлекать её. Но вместо этого молча трогаюсь.

— Спасибо, — негромко говорит она, откидываясь назад.

На самом деле она совсем не кажется наивной, потерянной или юной, на вид ей лет двадцать пять, и я почти что кожей ощущаю её зрелую женственность — плотную, густую, словно затягивающую в кокон, сексуальность...

Некоторое время мы едем молча. По радио кто-то просит включить саундтрек к «Цвету ночи». Моя пассажирка тихонько смеётся каким-то своим мыслям и окончательно расслабляется — одна из тех странных женщин, которые во всём видят знаки. Я слегка прибавляю звук, наблюдая в зеркале заднего вида, как она, прикрыв глаза, беззвучно подпевает.

На лице её мечтательная полуулыбка, драматичные тени и блики от проносящихся мимо фонарных столбов, сочащихся неоном витрин. На секунду я даже представляю, что везу звезду, певицу или актрису. Я её личный водитель. Телохранитель. Фанат...

Красный.

Торможу резче, чем следовало, и девушка открывает глаза.

Не сказав ни слова, она проворно выходит из машины и пересаживается вперёд. На этот раз дверь закрывается плавно, но мне до этого нет дела. Всё, о чём я могу думать теперь — это её уж слишком осязаемая близость и вид стройных коленок под невесомой сеточкой чулок. Я точно знаю, что это чулки, потому что вижу край матово-блестящей резинки и выше — абсолютно голой кожи, на мгновение показавшейся из-под шубки. Кажется, на бедре у неё есть татуировка. Что-то маленькое, продолговатое, нанесено небрежным контуром, будто рисунок школьника, сделанный гелиевой ручкой на полях тетради.