Путь гейши. Возлюбленная Ледяного Беркута

В покоях госпожи кто-то был. Хитоми замерла, вслушиваясь в голоса.

- Я сказал: выйдешь замуж! Так нужно для Оясимы, и я не желаю слушать твое нытье! Посольство уже отплыло. Через две-три недели мы будем принимать гостей, и ты не опозоришь наш род перед самханскими выскочками! Ты поняла меня, Тэруко?

- Я поняла вас, дорогой брат, - ровный, лишенный любых эмоций голос подсказывал, что подруга и госпожа Хитоми пребывает в ярости. Девушка невольно съежилась, представляя себе ее лицо сейчас – фарфоровая маска, красивая и неживая. – Вы, не подумав, влезли в войну, которую с позором проиграли, и теперь хотите откупиться мною. Интересно, согласились бы вы в оплату за мир стонать под бесталанным, лишенным магии ничтожеством?

- Заткнись! – голос сегуна походил на шипение змеи. Раздался звук борьбы и короткий девичий вскрик. Леденея от ужаса, Хитоми приникла к щели между деревянными панелями.

Сегун удерживал двоюродную сестру над полом, сжимая ее горло. Девушка беспомощно разевала рот, пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха.

Вот пальцы Тэруко легли поверх душащих ее рук. Хитоми поняла, что сейчас последует, и вцепилась зубами в ладонь, чтобы не закричать.

«Не надо! – мысленно уговаривала она принцессу. – Пожалуйста, госпожа! Вам не справится с ним!»

Сегун чуть ослабил хватку.

- Ты забываешься, Тэруко, - прорычал он. – Дядя мертв, никто больше не станет терпеть твои капризы. Я – глава рода и верховный военачальник Оясимы. А ты будешь молчать и слушаться, как положено женщине.

Он разжал руки, и девушка отшатнулась от него, растирая горло. На ее красивом и гордом лице мелькнуло выражение крайнего отвращения, а потом снова застыла высокомерная отрешенность.

- Ты поняла меня, Тэруко?

- Я поняла вас, - хрипло ответила принцесса.

Хитоми еле дождалась, пока он покинет покои, чтобы отодвинуть дверь.

- Госпожа!

- Хитоми, - последняя из рода Риндзин повернулась к своей любимой фрейлине. Сейчас, когда сегун ушел, и больше не было необходимости сдерживаться, на лице Тэруко проявились по очереди гнев, возмущение, презрение и снова гнев. – Ты слышала?

- Слышала, госпожа, - Хитоми хотела бы ободрить и утешить принцессу, но Тэруко Ясуката не нуждалась в утешении.

Она схватила вазу – трехсотлетний самханский фарфор, и со злостью запустила ею в стену. Не удовлетворившись этим мимолетным разрушением, принцесса зашагала по комнате туда и обратно. На бледной шее красными пятнами горели отметины от пальцев сегуна.

- Он продал меня! Откупился, собачий сын! – бормотала девушка, как в лихорадке. – Отдал уроду. Ненаследный принц! Конечно, Шину так выгодно. О, я готова поспорить на свое право править, он никогда не выдал бы меня ни за кого другого, кто может занять его место. Только Джин Хо Ланг-И Аль Самхан! Конечно, - она повернулась к Хитоми, дрожа от ярости. – Ко мне трижды сватались дайме, Хитоми! Сильные, полноценные мужчины! Правитель Вангланга засылал послов, предлагая в мужья своего младшего сына – чем плохи дети камня?! Ничем! Но Шин слишком трясется за свое место, как любой самозванец. Он отдаст меня только жалкому неудачнику, который никогда не сможет править!

- Госпожа, тише! – зашептала Хитоми, оглядываясь в ужасе. Не хватало еще, чтобы до правителя дошел слух о крамольных речах двоюродной сестры. Сегун и за меньшее вырывал языки.